Вполне убежденный, что выстрелы со стороны аула были сделаны своими дагестанцами, и сообразив, что более благоприятного момента для бегства мне уже не представится, я, вырвав руку, пригнулся к шее лошади и, свернув круто вправо к стороне селения, дал сильные шенкеля и с места в карьер бросился по пашням. Сзади себя я услышал выстрелы, крики и топот лошадей. Думаю, что в данный момент от града пущенных мне вслед пуль меня спасла моя внезапная решимость, вызвавшая торопливость стрельбы со стороны разбойников, далее – темнота, усиленная черным фоном пахоты, по которой я скакал на темно-гнедой лошади, а также неудобство стрельбы с лошади в правую сторону, что имело место в данном случае. Проскакивая мимо столпившихся позади селения людей, я крикнул: «Свой, не стреляйте!», но, к удивлению своему, я увидел людей с палками и вилами, которые стали кричать и швырять в меня камнями, один из которых угодил мне в спину. Тогда, сообразив, что я ошибся, и что никаких дагестанцев здесь нет, я усилил ход лошади и, держась обратного к пути Зелимхана направления, наскочил на белевшую в темноте тропинку, которой и стал держаться. Между тем крики и выстрелы сзади меня не прекращались, и, проскочив шагов 300, я вдруг заметил, что мне путь преградили человек 8-10 жителей с палками и вилами; не имея возможности свернуть куда-либо в сторону, я наскочил прямо на них, так что они едва успели расступиться, и я поскакал дальше, причем, боясь погони, старался всеми силами усиливать ход лошади, каковая и без того несла меня бешеным ходом.

В одном месте я едва не сбился с тропинки, заскочив в какую-то каменную ограду; в другом моя лошадь внезапно приостановилась, так что я едва не вылетел из седла – оказалось, что на тропинке был уступ аршина в 1 ? вышиною. Я осторожно спустил лошадь и поскакал далее. Тропинка вывела меня на какую-то более широкую дорогу, которую я сначала принял за шоссейную, но, судя по ее узости, рытвинам и значительным уклонам, сообразил, что это не то, но решил ее держаться, так как по ней удобно было скакать, и она же должна была меня привести куда-нибудь. Сколько времени я скакал – не знаю, мне казалось очень долго, так что я стал бояться, чтобы моя лошадь не пала, но, слава Богу, этого не случилось.

Вдруг мне снова стали попадаться на дорогу группы жителей по несколько человек; я стал спрашивать их: «Где озеро, где караулка?», но они ничего не понимали, и я скакал дальше. Наконец, от одной группы ко мне подскочили два вооруженных всадника, которые на мой вопрос: «Где озеро?», сказали по-русски, что вправо находится селение Хой и что один из них – брат старшины. Вспомнив, что караулка у форельного озера называется Хойской, я просил мне указать последнюю, вследствие чего брат старшины взялся меня провести. И действительно, свернув вправо через небольшой бугорок и проехав шагов 200, я увидел здание караулки и вскочил в отворенные ворота. В караулке оказались дорожный мастер и сторож, которые поджидали с ужином приезда нашей комиссии.

Войдя в караулку, я сейчас же потребовал воды и стал обмывать рану и запекшуюся на лице кровь, но перевязывать рану было нечем, кроме грязного платка; тогда дорожный мастер принес мне комок творогу и, размяв его в руке, заклеил рану и перевязал ее платком. В это время к караулке подъехал ротмистр Котиев с отрядом дагестанцев. Узнав от меня подробности дела, он тотчас же послал донесение в Ведено, а сам, оставив мне охрану, поехал с отрядом на место перестрелки на вершину Малого Керкета, находящуюся от караулки в 10 верстах; причем, до отъезда, по его приказанию, мне была сделана фельдшером промывка раны и легкая перевязка. Обратно отряд вернулся в 3 часа ночи, а на другой день, 16 числа, отправился по пути моего ночного бегства, и я, поехав с отрядом, указал путь, пройденный мною с шайкой Зелимхана и направление, которое они приняли после того, как я от них ускакал. При опросе жители заявили, что они при проходе шайки подняли тревогу и стреляли из нескольких имевшихся у них ружей, но задержать шайку не могли. Меня же, скакавшего, они будто бы приняли за абрека, а потому и старались меня задержать, осыпая камнями. Отряд ротмистра Котиева отправился для преследования шайки далее, а я вернулся в караулку, на озеро, куда к тому времени прибыли три фургона с трупами убитых.

Отдохнув немного, я поехал в Ведено, куда и прибыл 16-го числа поздно вечером. Немедленно же ко мне пришел начальник Веденского округа подполковник князь Каралов и собрал весь офицерский состав гарнизона. Прибывший же врач с фельдшером сделали мне уже надлежащую перевязку раны. Как выяснилось, князь Каралов, сейчас же по получении нашей телеграммы из Ботлиха, распорядился не только выгнать отряд к форельному озеру с ротмистром Котиевым, но распорядился выставить секреты во всех пунктах вероятного движения шайки Зелимхана. Благодаря этому, шайка в 2 часа ночи с 15 по 16 сентября, действительно, наткнулась на секрет из 24 человек дагестанцев, под начальством штабс-ротмистра Доногуева, у селения Нижалой; причем были убиты два абрека, захвачены 4 лошади, а также сумка Зелимхана с его канцелярией и отбито 9 винтовок. Вследствие того, что в одном из убитых абреков предполагали самого Зелимхана, я, для опознания трупов, задержался в селении Ведено; но оказалось, что один из убитых был раненный в ногу брат Зелимхана, а другой – абрек из шайки. Сильное впечатление произвела панихида над 13-ю трупами – членов комиссии, моих сотоварищей, и дагестанцами, честно выполнившими свой долг; и мне думалось, что лишь по исключительно счастливой случайности моего трупа не оказалось между ними.

19-го сентября я выехал в город Грозный, продолжая по пути выполнять возложенное на меня поручение. Оканчивая описание всего на моих глазах происшедшего, я считаю долгом высказать свое мнение по поводу того странного на первый взгляд, обстоятельства, что 14 человек, хорошо вооруженных (12 дагестанцев, ротмистр Долидзе и дорожный мастер), легли все под выстрелами 10 разбойников, из которых был убит только один да двое ранены. Но если принять во внимание внезапность нападения и взглянуть на карту местности, набросанную мною по памяти и представленную начальнику военного округа Терской области, полковнику Мариани, то станет очевидным, что иначе дело и не могло окончиться. Дело в том, что местность, на которой рассыпались и залегли по одиночке дагестанцы, не представляла ни малейшего закрытия, все стрелки лежали на виду, совершенно открытыми, тогда как разбойники, при начале же перестрелки, залегли за гребень бугра, разделявшего два дорожных поворота, и совершенно свободно и легко били людей, лежавших открытыми, – это была простая бойня, а не перестрелка. Несмотря на всю стойкость и мужество, проявленные дагестанцами, расстрелявшими точно все патроны и легшими героями при исполнении долга, при подобной, исключительно неблагоприятной, тактической обстановке боя, конечно, они не могли иметь никаких шансов на успех. Если бы сторож при караулке, который несомненно знал о засаде разбойников, шепнул нам лишь одно слово – результаты столкновения несомненно были бы иные и наш отряд, конечно, не только не был бы перебит, а напротив, мы имели бы все шансы разгромить шайку, а может быть, если не захватить, то убить Зелимхана.

Пусть сохранится в Дагестанском полку вечная память о 10 убитых, честно выполнивших свой долг нижних чинах и ротмистре Долидзе, и вознаградятся раненые, только по счастливой случайности оставшиеся в живых. Все они, без исключения, вели себя доблестно, без страха и упрека, и могут служить примером воинской доблести».

Основание: Центральный государственный исторический архив Грузии (ЦГИАГ), ф.12, оп. 1, д. 1076, л. 1-7 с об. или Архивное управление Правительства ЧР ф. 247, оп. 1, д. 33, л. 1-7 с об.

Понятна симпатия автора отчета к погибшим дагестанцам – ведь они были на стороне колонизаторов и воевали против своих единоверцев-чеченцев, помогая царским сатрапам устанавливать чужие законы и порядки в нашем крае.

Мы знаем из текста отчета инспектора путей сообщения, плененного группой Зелимхана, что он получил донесение от дорожного мастера о том, что в районе Керкетского перевала замечена группа абреков, состоящая из 10 человек, которая поджидала проезда их дорожной комиссии, и что он предупредил власти на местах об этом. Поэтому им на подмогу был выслан отряд из Дагестанского полка.

Тут уж, как говорится, на войне – как на войне: либо ты убьешь, либо тебя… Вряд ли можно винить Зелимхана в том, что его противники, хорошо вооруженные, имеющие численный перевес и предупрежденные о возможной засаде, проявили тактическую безграмотность в боевых условиях и позволили перестрелять себя, как куропаток, нанеся при этом абрекам лишь минимальный урон.

Приведенные выше архивные материалы в основном описывают ход событий, происходивших непосредственно в момент нападения, однако не объясняют ни причин, толкнувших Зелимхана на эту операцию, ни целей, которые он преследовал. По тому, как это изложено в «Отчете инспектора…», может показаться, что это было разбойное нападение с целью наживы.

Однако не надо забывать, что архивные материалы (разного рода воспоминания, отчеты, свидетельства «очевидцев» и т.д.) сами по себе – это тоже не всегда истина в последней инстанции, ведь составляются они (и тогда, и сейчас) людьми далеко не святыми, не свободными от предвзятости, цензуры, влияния существующей идеологии и т.д. А потому, «выдернутые из контекста», сухие факты или статистика не могут дать полной, объективной картины описываемых событий или же исторического периода вообще…

В сентябре 1910 года карательной экспедицией под командованием князя Андроникова в Ингушетии были схвачены скрывавшиеся там от преследования властей семьи абрека Зелимхана и его брата Солтамурада. Позже они были высланы в Сибирь, в город Минусинск, где провели 2 года. Для возвращения их из ссылки и нужны были Зелимхану заложники, которых он хотел обменять на захваченных женщин и детей. Именно с этой целью и было совершено нападение на дорожную комиссию. К такому выводу я пришел путем несложных логических размышлений.

Во-первых – дата. Как мы уже говорили, на момент описываемых событий семьи Зелимхана и его погибшего брата были схвачены властями и высланы.

Второе. Вряд ли Зелимхан рассчитывал, что дорожный инспектор и инженеры, отправляясь в обычную рабочую поездку, взяли с собой большие суммы денег или драгоценности, а из-за тех карманных денег, что в итоге стали добычей абреков, вряд ли имело смысл организовывать такую масштабную операцию. К тому же автор отчета сам говорит о том, что абреки не тронули основной багаж, находившийся в фаэтонах, а лишь забрали оружие, патроны и вещи, лежавшие открыто в фордеках.

И, наконец, в-третьих. Если бы это был обычный грабеж, то Зелимхан – учитывая большую вероятность скорой погони – не стал бы обременять себя пленником, а «благополучно» добив и его (то есть захваченного инспектора), ушел бы «налегке».

Позже, когда эта статья уже почти была готова к сдаче в редакцию, в статье известного чеченского политолога Абдурахмана Авторханова «Кавказское абречество и абрек Зелимхан» (из книги А. Авторханова «Мемуары») я нашел прямое подтверждение правильности своих выводов. Вот выдержка из статьи А. Авторханова:

«Хитрость в человеческих трагедиях играет иногда коварную роль, но так называемая военная хитрость часто помогает выиграть целые сражения. Кавказский наместник решил, что и Зелимхана можно взять хитростью: он предложил распространить среди населения слух, что кавказская инженерная комиссия будет отстраивать «царское шоссе» в Керкете (Дагестан) и что в состав этой комиссии будто бы входит один военный инженер, зять самого наместника царя на Кавказе. К Зелимхану прибыл с этой вестью Жамалдин, который когда-то сам был абреком. Жамалдин внушил Зелимхану, что если тот возьмет в плен зятя наместника, то сможет обменять его на свою семью. Семья Зелимхана уже находилась в ссылке в Минусинске, где, кстати, в то время был и сам грузинский абрек Коба.

Зелимхану идея эта понравилась. Вместе с маленькой группой, включив туда и Жамалдина, Зелимхан прибыл на «царское шоссе», но инженерная комиссия оказалась переодетым в гражданскую форму военным отрядом, а сам Жамалдин – его лазутчиком. Завязался бой, в результате которого были убиты два гражданских чиновника, один ротмистр дагестанского полка, несколько всадников, а раненый командир отряда полковник Чекалин был взят в плен (потом ему удалось бежать). С Жамалдином Зелимхан покончил как с предателем. Абреки потеряли одного человека – им был последний брат Зелимхана. «Хитрость» наместника не удалась».
 

Тот факт, что представители царской власти, то есть захватчики и угнетатели, наших национальных героев называли бандитами, разбойниками и т.д., как-то можно объяснить: это и неуклюжие попытки оправдать собственные злодеяния, и обыкновенная человеческая низость, не позволяющая ничтожеству признать мужество, отвагу и благородство своего врага.

Однако у меня вызывают искреннее непонимание и возмущение «философствования» некоторых наших «земляков», которые «сокрушаются» по поводу того, что наш народ якобы всегда выбирает себе героев и лидеров из среды разбойников, и утверждают, что в этом причина всех наших бед.

Хотелось бы напомнить этим «философам», что те, кого они называют разбойниками и бандитами, грабили и убивали не мирных и бедных людей, как это делала царская армия, а карали угнетателей и их приспешников, и делали они это не в российских городах и селах, а на своей, родной земле.

Они – «дикие горцы», «звери» – практически все, что забирали у противной стороны, раздавали сиротам и бедствующим семьям земляков, а себе оставляли только лишь на самое необходимое, в то время как российские офицеры – «дворяне», «люди просвещенные» – все награбленное во время карательных операций в мирных чеченских селах спускали затем в кабаках и за карточным столом, причем операции эти сопровождались не только грабежом, но и массовым убийством чеченцев, в том числе женщин, детей и стариков…

И вот тут напрашивается резонный вопрос: так кто же настоящие бандиты и убийцы – чеченские патриоты, защищавшие свою землю и народ, или наместники царя на Кавказе и их армия?..

Автор: Вахит Бибулатов, главный специалист-эксперт отдела научно-исследовательской работы Архивного Управления Правительства ЧР
Источник: Журнал «НАНА» №11-12 от 2014 года

Перейти в начало

abrek.org