В. Бибулатов: Засада на Керкетском перевале
9.-04.-2025, 09:00. Разместил: abrek
В Архивное управление Правительства Чеченской республики поступили копии архивных документов Центрального государственного исторического архива Грузии (ЦГИАГ) по истории нашей республики, среди которых есть дела, касающиеся деятельности легендарной и отважной личности – абрека Зелимхана. Как мы знаем из истории, Зелимхан противостоял царской власти в течение 13 лет. Он был простым мирным чеченцем, который имел свою семью и честно трудился. Из-за бытовой ссоры с односельчанами и последовавшего за тем чиновничьего беспредела местных властей он вынужден был стать абреком.В архивных документах Зелимхана и его товарищей называют «разбойниками», а его отряд – «шайкой». Но для нашего народа он был защитником обездоленных и рыцарем чести, а для других народов – чеченским «Робин Гудом». В этой статье мы познакомим читателей с архивным документом, описывающим один из эпизодов нападения абрека Зелимхана и его группы на представителей власти. Текст «Отчета инспектора путей сообщения, подвергшегося нападению Зелимхана во время командировки в Дагестан в 1911 году» приводится ниже:
«Предписанием начальника Кавказского округа путей сообщения, от 27 августа 1911 года, я был командирован в качестве инспектора в Дагестанскую область, для обревизирования работ, производящихся на дорогах, находящихся в ведении министерства путей сообщения. Мне сопутствовали, как члены комиссии, – начальник работ Дагестанского отделения инженер Н.К. Орловский, старший ревизор Тифлисской контрольной палаты статский советник И.И. Ворченко и районные инженеры: до Карадага – инженер Данбеков, а от Карадага до Грозного должен был сопутствовать инженер Юцевич.
10 сентября, в пути между станциями Кизляром и Леваши, инженером Орловским была получена, с нарочным из Левашей, телеграмма от гос. Юцевича с просьбой дождаться его приезда, так как он везет бумагу чрезвычайной важности. Действительно, догнав нас в селении Хаджал-Махи, он доставил сообщение от начальника военного отряда Терской области, что, по полученым агентурным путем сведениям, на нашу комиссию, в районе Керкетских перевалов, готовится нападение шайки абрека Зелимхана. Причем приехавший с господином Юцевичем ротмистр Долидзе сообщил нам, что вместе с ним выслан из Темир-Хан-Шуры отряд нижних чинов Дагестанского полка, состоящий из 12 человек, каковые для отвлечения внимания Зелимхана высланы пешими, на подводах, под видом рабочих подрядчика.
В Карадаг, где мы решили сделать двухдневную дневку для отдыха и подписи документов по законченному осмотром району инженера Дандбекова, означенные подводы с отрядом дагестанцев действительно нас догнали. Закончив дела в Карадаге, я отпустил обратно в Темир-Хан-Шуру заведывающего уже осмотренным районом инженера Дандбекова, а также сильно простудившегося в пути, совсем больного, инженера Юцевича; сам же, сопутствуемый оставшимися членами комиссии – инженером Орловским и контролером Варченко, несмотря на угрожающую впереди нам опасность, повинуясь долгу службы, решил ехать далее, дабы выполнить до конца возложенное на нас поручение. Принимая во внимание, что, вследствие поломки фургонов подрядчика, не было возможности везти далее отряд дагестанцев, мы выслали последних, вперед на один день, пешими, рассчитывая соединиться с ними в с. Ботлих, откуда уже должны были двигаться вместе.
Прибыв 14-го сентября в Ботлих, мы в 10 часов вечера получили донесение от дорожного мастера, что в районе у Керкетских перевалов замечена шайка абреков, состоящая из 10 человек, каковая, поджидая проезда нашей комиссии, уже в течение двух дней травит жительские покосы. Вследствие позднего времени (10 часов вечера), телеграфная контора была закрыта, а потому ротмистром Долидзе лишь в 7 часов утра, 15 сентября, могла быть послана в с. Ведено телеграмма (на грузинском языке русскими буквами) с просьбой выслать к форельному озеру 20 человек конных дагестанцев, дабы, в случае если между шайкой Зелимхана и нашим отрядом завяжется перестрелка, они могли бы не дать ему уйти, отрезав путь к отступлению.
В 9 часов утра 15 сентября мы, воспользовавшись тем, что из селения Ведено нам было выслано навстречу два фаэтона, специально для комиссии, оказавшиеся ненужными, решили, дабы не истомить пеших дагестанцев, прошедших за 3 предыдущих дня 97 верст, посадить их в означенные фаэтоны и двигаться вместе. Но, в действительности, ехать им пришлось не долго (верст 5-6), так как начался весьма длинный (15 верст) и крутой подъем на Малый Керкетский перевал, вследствие чего весь отряд дагестанцев двинулся вперед, врассыпную, по откосам горы и тропинкам, значительно опередив ехавшие сзади, медленно, фаэтоны.
В таком порядке мы к 2-м часам дня поднялись на вершину Малого Керкетского перевала, где и собрались все возле караулки. Пока я осматривал последнюю, дагестанцы, расположившись на площадке у поворота дороги, стали совершать намаз. По окончании намаза, ротмистр Долидзе приказал нескольким рядовым идти вперед, вследствие чего 3-4 человека двинулись по дороге. Но так как мы, проехав уже вполне благополучно крутую, скалистую, крайне удобную для засады часть дороги, очутились на вершине, в местности совершенно открытой (покосы и пастбища), где на далекое расстояние не было заметно ни одного камня или скидки местности, каковая могла бы служить укрытием для разбойников, то, догнав на фаэтонах вышедших вперед дагестанцев, приказали всем сесть в таковые, дабы быстрее совершить спуск к форельному озеру (озеро Кезеной-Ам; прим. автора), где в караулке предполагался наш ночлег.
Порядок движения был следующий: впереди ехал фаэтон с 5-ю рядовыми, за ним, на расстоянии до 30-50 шагов, ехал фаэтон, в котором сидел я с контрольным чиновником Варченко и одним рядовым на козлах; далее следовал фаэтон с инженером Орловским и ротмистром Долидзе также с рядовым на козлах; последним же был фаэтон с 5-ю рядовыми. Кроме того у переднего фаэтона ехал верхом сопровождавший нас дорожный мастер, позади же всех ехал тоже верхом подрядчик Ивлев, каковой, как оказалось, дабы сократить путь, поехал по короткой тропе.
Не успели мы, в означенном порядке, отъехать от караулки 100 саженей, как я заметил, что из-за бугра, находящегося у поворота дороги, неожиданно выдвинулось несколько человек с винтовками, преградив путь переднему фаэтону, и один из них что-то крикнул; фаэтон остановился, из него немедленно стали выскакивать дагестанцы и раздался выстрел, за каковым тот час же последовали другие. Контролер Варченко, выскочив из фаэтона, бросился бежать по дороге обратно, я же, пригнув голову к козлам, на каковых фаэтонщика и рядового уже не оказалось, стал наблюдать, что будет дальше, но лошади, испуганные выстрелами, шарахнулись вправо к откосу дороги, и я, вылетев из перевернувшегося фаэтона, очутился лежащим на совершенно ровном скате, саженях в десяти от края дороги. Я стал оглядываться и, заметив в шагах в десяти ниже небольшую впадинку, ползком добрался до нее, и хотя оказалось, что в ней можно было с трудом укрыть лишь голову, но, не имея возможности, как безоружный, принять какое-либо активное участие в перестрелке, решил остаться неподвижным и наблюдать за происходившим, вполне уверенный, что окончательный перевес будет на нашей стороне.
Слева от меня, на откосе выше дороги, лежал дагестанец и стрелял. Вначале я принял его за ротмистра Долидзе, но потом оказалось, что я ошибся. Перестрелка в это время уже была в полном разгаре, пули свистали кругом меня беспрерывно и не позволяли часто поднимать головы, но все же я видел инженера Орловского, который, согнувшись, переходил через бугор, разделявший два дорожных поворота, думая, вероятно, добраться до караулки, находящейся за бугром; во время этого перехода он и был убит выстрелом в спину. Контролер Варченко, побежавший по дороге, тоже был убит пулей в спину. Вправо от меня, впереди и немного ниже (в шагах 15-ти), в небольшой лощине я заметил укрывшихся двух дагестанцев, из которых один залег в этом месте ранее, а потом уже к нему присоединился другой – оба они непрерывно стреляли. Сколько времени длилась перестрелка, я не могу точно сказать, но думаю, что не менее часа. Я слышал разговор двух дагестанцев, лежавших впереди меня вправо, и мне послышалось, будто один из них произнес по-русски фразу: «А нас обошли»!
Действительно, по несколько затихшей перестрелке мне показалось, что наши отступают (мне тогда и в голову не могло придти, что все почти уже были перебиты), приподняв голову, я заметил на гребне бугра впереди себя фигуру абрека, стоявшего во весь рост и что-то кричавшего; влево же от себя, тоже на гребне, фигуру другого, сидящего с винтовкой в руках, как бы высматривающего себе цель. Я крикнул тогда двум лежащим впереди меня дагестанцам: «Стреляйте!», так как, будучи сам хорошим стрелком, я был уверен, что промахнуться из 3-х линейной винтовки по стоящим открыто абрекам было невозможно и не следовало упускать подобного момента; но, к моему удивлению, выстрелов не последовало. Как выяснилось впоследствии со слов вахмистра Магома-Али Магомаева (он был одним из двух лежавших вблизи от меня дагестанцев), раненного в левую руку, но оставшегося в живых, они слышали мои слова и видели абреков, но стрелять не могли за отсутствием патронов. В то же время я чувствовал, что что-то ударило меня в голову, – мне послышался звук как бы разбитого черепка, и я потерял сознание. Очнулся я от толчков и, очнувшись, увидел, что меня обыскивают четверо присевших на корточки абреков.
Заметив, что я открыл глаза и привстал, они меня немедленно подняли и, понуждая толчками, повели с собой. Так как я еще не совсем пришел в себя и двигался медленно, то один из абреков ткнул меня несколько раз в спину прикладом. Проходя, я заметил, что моих соседей, двух дагестанцев, уже нет на прежнем месте, и кроме того, видел лишь труп убитого в голову дагестанца, лежавшего выше меня на откосе дороги и двух абреков, разрезавших кинжалом тюк с бурками. По-видимому, разбойники очень торопились, так как вещей, привязанных сзади к фаэтонам, они не тронули, а забрали лишь полностью все оружие, патроны и вещи, лежавшие открыто в фордеках, а также обобрали у всех убитых деньги. В небольшой лощинке, шагах в 300-х от места засады, куда меня привели, были спрятаны их лошади. Здесь, придя уже несколько в себя, я заметил, что меня окружают 8 человек и один мальчик, лет 14-ти, по виду совершенно больной и беспомощный – он лежал, и его подняли на руки и с трудом посадили на лошадь. Меня заставили сесть на свободную, числом десятую, лошадь, как после оказалось, принадлежавшую убитому в перестрелке абреку.
Главарь шайки, среднего роста, коренастый лет 45 чеченец с благообразным желто-белым лицом и черной кругло и коротко остриженной бородой, в которой заметна небольшая проседь, был одет в пальто инженера Орловского, а через плечо висела шашка ротмистра Долидзе, на голове же была рыжая папаха. Лошадь его тоже резко отличалась от других – это был небольшого роста, крепкий вороной, хорошо кормленый конь. Шайка, севши на лошадей, поехала прямо по травянистому откосу горы Малого Керкета, причем меня все время понуждали ехать впереди шайки, дабы придать последней легальный вид. Во время пути Зелимхан с двумя-тремя абреками часто отделялся, поднимаясь выше, и, останавливаясь, осматривал в бинокль окружающие склоны и вершины гор. Я тоже, придя уже окончательно в себя, по привычке старого охотника, старался ориентироваться в окружающей местности, стараясь запомнить направление, которого держалась шайка и приблизительно место, где должно было находиться форельное озеро.
В одной лощинке шайка остановилась и слезла с лошадей; Зелимхану поднесли бутылку с водой, и он сделал намаз, причем прочел молитву громко и стоя – один за всех.
Далее, проехав версты четыре, шайка снова остановилась; все уселись вокруг Зелимхана, который вытащил из карманов несколько портмоне и бумажников и вынул из них все содержимое. Один из абреков, говоривший очень плохо по-русски, под наблюдение которого я был отдан Зелимханом, сказал, чтобы я сосчитал деньги. Считая в той обстановке, в какой я находился, всякое противоречие или сопротивление совершенно неуместным и не желая подвергнуться с их стороны каким-либо оскорблениям, я взял деньги и громко пересчитал их – всего оказалось 264 рубля, кроме принадлежавших мне лично двух, старой чеканки, серебряных рублей и одного рубля «коронационного». После счета Зелимхан дал почему-то моему сторожу 3 рубля, а сам подошел к лежавшему больному мальчику (оказавшемуся его братом) и, сняв с его левой ноги штанину, стал делать ему перевязку пулевой раны, оказавшейся выше колена. Потом того подняли и посадили, вернее сказать, положили на лошадь. В то же время я заметил у одного прихрамывавшего абрека кровь на сапогах и штанах правой ноги ниже колена.
Моя рана в голову, хотя, по-видимому, была не тяжелая, но все же меня беспокоила: голова сильно болела и весь я был залит кровью. Во рту страшно пересохло, но когда я попросил дать воды, мне отказали; лишь абрек, мой сторож, дал мне одну измятую папиросу, которую я выкурил с большим удовольствием; кроме того, меня угостили измятым персиком, найденным ими в ручном саквояже г. Варченко. Окончив перевязку, все сели на лошадей и тронулись далее. Ко времени, когда начало смеркаться, проехали одну деревню (д. Ихарой), где, после опроса Зелимхана, какой-то житель побежал вперед показать дорогу. Спустившись по очень крутой каменистой тропинке в овраг с протекавшей речкой, все приостановились, и в наступавшей темноте я заметил, шагах в 50-ти, трех всадников, к которым Зелимхан тотчас же подъехал. После разговора с ними между абреками произошло какое-то смятение – они стали, торопясь, в беспорядке переезжать речку, а наблюдавший за мной абрек, боясь, вероятно, что я отстану, стал усиленно гнать мою лошадь вперед. Переехав русло оврага, мы стали, уже в темноте, подниматься по крутой тропинке на противоположный берег, и я заметил, что наверху, по краю обрыва, перебегают люди; в то же время раздался выстрел, потом еще, и между абреками произошло смятение. Я сейчас же подумал, что наверху находится отряд дагестанцев, о высылке которых мы просили телеграммой из Ботлиха, и что они отрезали Зелимхану путь. Со стороны абреков тоже было сделано несколько ответных выстрелов, и я видел, как сам Зелимхан, повернувшись к стороне селения, оказавшегося на горе (д. Полай-аул), сделал выстрел. К этому времени мой проводник-сторож подогнал мою лошадь вплотную к Зелимхану, который, схватив меня за левый рукав, стал как бы заслоняться мною от выстрелов и нервно говорил: «иди, иди», таща меня по дороге влево вниз.
Читать далее
Вполне убежденный, что выстрелы со стороны аула были сделаны своими дагестанцами, и сообразив, что более благоприятного момента для бегства мне уже не представится, я, вырвав руку, пригнулся к шее лошади и, свернув круто вправо к стороне селения, дал сильные шенкеля и с места в карьер бросился по пашням. Сзади себя я услышал выстрелы, крики и топот лошадей. Думаю, что в данный момент от града пущенных мне вслед пуль меня спасла моя внезапная решимость, вызвавшая торопливость стрельбы со стороны разбойников, далее – темнота, усиленная черным фоном пахоты, по которой я скакал на темно-гнедой лошади, а также неудобство стрельбы с лошади в правую сторону, что имело место в данном случае. Проскакивая мимо столпившихся позади селения людей, я крикнул: «Свой, не стреляйте!», но, к удивлению своему, я увидел людей с палками и вилами, которые стали кричать и швырять в меня камнями, один из которых угодил мне в спину. Тогда, сообразив, что я ошибся, и что никаких дагестанцев здесь нет, я усилил ход лошади и, держась обратного к пути Зелимхана направления, наскочил на белевшую в темноте тропинку, которой и стал держаться. Между тем крики и выстрелы сзади меня не прекращались, и, проскочив шагов 300, я вдруг заметил, что мне путь преградили человек 8-10 жителей с палками и вилами; не имея возможности свернуть куда-либо в сторону, я наскочил прямо на них, так что они едва успели расступиться, и я поскакал дальше, причем, боясь погони, старался всеми силами усиливать ход лошади, каковая и без того несла меня бешеным ходом.В одном месте я едва не сбился с тропинки, заскочив в какую-то каменную ограду; в другом моя лошадь внезапно приостановилась, так что я едва не вылетел из седла – оказалось, что на тропинке был уступ аршина в 1 ? вышиною. Я осторожно спустил лошадь и поскакал далее. Тропинка вывела меня на какую-то более широкую дорогу, которую я сначала принял за шоссейную, но, судя по ее узости, рытвинам и значительным уклонам, сообразил, что это не то, но решил ее держаться, так как по ней удобно было скакать, и она же должна была меня привести куда-нибудь. Сколько времени я скакал – не знаю, мне казалось очень долго, так что я стал бояться, чтобы моя лошадь не пала, но, слава Богу, этого не случилось.
Вдруг мне снова стали попадаться на дорогу группы жителей по несколько человек; я стал спрашивать их: «Где озеро, где караулка?», но они ничего не понимали, и я скакал дальше. Наконец, от одной группы ко мне подскочили два вооруженных всадника, которые на мой вопрос: «Где озеро?», сказали по-русски, что вправо находится селение Хой и что один из них – брат старшины. Вспомнив, что караулка у форельного озера называется Хойской, я просил мне указать последнюю, вследствие чего брат старшины взялся меня провести. И действительно, свернув вправо через небольшой бугорок и проехав шагов 200, я увидел здание караулки и вскочил в отворенные ворота. В караулке оказались дорожный мастер и сторож, которые поджидали с ужином приезда нашей комиссии.
Войдя в караулку, я сейчас же потребовал воды и стал обмывать рану и запекшуюся на лице кровь, но перевязывать рану было нечем, кроме грязного платка; тогда дорожный мастер принес мне комок творогу и, размяв его в руке, заклеил рану и перевязал ее платком. В это время к караулке подъехал ротмистр Котиев с отрядом дагестанцев. Узнав от меня подробности дела, он тотчас же послал донесение в Ведено, а сам, оставив мне охрану, поехал с отрядом на место перестрелки на вершину Малого Керкета, находящуюся от караулки в 10 верстах; причем, до отъезда, по его приказанию, мне была сделана фельдшером промывка раны и легкая перевязка. Обратно отряд вернулся в 3 часа ночи, а на другой день, 16 числа, отправился по пути моего ночного бегства, и я, поехав с отрядом, указал путь, пройденный мною с шайкой Зелимхана и направление, которое они приняли после того, как я от них ускакал. При опросе жители заявили, что они при проходе шайки подняли тревогу и стреляли из нескольких имевшихся у них ружей, но задержать шайку не могли. Меня же, скакавшего, они будто бы приняли за абрека, а потому и старались меня задержать, осыпая камнями. Отряд ротмистра Котиева отправился для преследования шайки далее, а я вернулся в караулку, на озеро, куда к тому времени прибыли три фургона с трупами убитых.
Отдохнув немного, я поехал в Ведено, куда и прибыл 16-го числа поздно вечером. Немедленно же ко мне пришел начальник Веденского округа подполковник князь Каралов и собрал весь офицерский состав гарнизона. Прибывший же врач с фельдшером сделали мне уже надлежащую перевязку раны. Как выяснилось, князь Каралов, сейчас же по получении нашей телеграммы из Ботлиха, распорядился не только выгнать отряд к форельному озеру с ротмистром Котиевым, но распорядился выставить секреты во всех пунктах вероятного движения шайки Зелимхана. Благодаря этому, шайка в 2 часа ночи с 15 по 16 сентября, действительно, наткнулась на секрет из 24 человек дагестанцев, под начальством штабс-ротмистра Доногуева, у селения Нижалой; причем были убиты два абрека, захвачены 4 лошади, а также сумка Зелимхана с его канцелярией и отбито 9 винтовок. Вследствие того, что в одном из убитых абреков предполагали самого Зелимхана, я, для опознания трупов, задержался в селении Ведено; но оказалось, что один из убитых был раненный в ногу брат Зелимхана, а другой – абрек из шайки. Сильное впечатление произвела панихида над 13-ю трупами – членов комиссии, моих сотоварищей, и дагестанцами, честно выполнившими свой долг; и мне думалось, что лишь по исключительно счастливой случайности моего трупа не оказалось между ними.
19-го сентября я выехал в город Грозный, продолжая по пути выполнять возложенное на меня поручение. Оканчивая описание всего на моих глазах происшедшего, я считаю долгом высказать свое мнение по поводу того странного на первый взгляд, обстоятельства, что 14 человек, хорошо вооруженных (12 дагестанцев, ротмистр Долидзе и дорожный мастер), легли все под выстрелами 10 разбойников, из которых был убит только один да двое ранены. Но если принять во внимание внезапность нападения и взглянуть на карту местности, набросанную мною по памяти и представленную начальнику военного округа Терской области, полковнику Мариани, то станет очевидным, что иначе дело и не могло окончиться. Дело в том, что местность, на которой рассыпались и залегли по одиночке дагестанцы, не представляла ни малейшего закрытия, все стрелки лежали на виду, совершенно открытыми, тогда как разбойники, при начале же перестрелки, залегли за гребень бугра, разделявшего два дорожных поворота, и совершенно свободно и легко били людей, лежавших открытыми, – это была простая бойня, а не перестрелка. Несмотря на всю стойкость и мужество, проявленные дагестанцами, расстрелявшими точно все патроны и легшими героями при исполнении долга, при подобной, исключительно неблагоприятной, тактической обстановке боя, конечно, они не могли иметь никаких шансов на успех. Если бы сторож при караулке, который несомненно знал о засаде разбойников, шепнул нам лишь одно слово – результаты столкновения несомненно были бы иные и наш отряд, конечно, не только не был бы перебит, а напротив, мы имели бы все шансы разгромить шайку, а может быть, если не захватить, то убить Зелимхана.
Пусть сохранится в Дагестанском полку вечная память о 10 убитых, честно выполнивших свой долг нижних чинах и ротмистре Долидзе, и вознаградятся раненые, только по счастливой случайности оставшиеся в живых. Все они, без исключения, вели себя доблестно, без страха и упрека, и могут служить примером воинской доблести».
Основание: Центральный государственный исторический архив Грузии (ЦГИАГ), ф.12, оп. 1, д. 1076, л. 1-7 с об. или Архивное управление Правительства ЧР ф. 247, оп. 1, д. 33, л. 1-7 с об.
Понятна симпатия автора отчета к погибшим дагестанцам – ведь они были на стороне колонизаторов и воевали против своих единоверцев-чеченцев, помогая царским сатрапам устанавливать чужие законы и порядки в нашем крае.
Мы знаем из текста отчета инспектора путей сообщения, плененного группой Зелимхана, что он получил донесение от дорожного мастера о том, что в районе Керкетского перевала замечена группа абреков, состоящая из 10 человек, которая поджидала проезда их дорожной комиссии, и что он предупредил власти на местах об этом. Поэтому им на подмогу был выслан отряд из Дагестанского полка.
Тут уж, как говорится, на войне – как на войне: либо ты убьешь, либо тебя… Вряд ли можно винить Зелимхана в том, что его противники, хорошо вооруженные, имеющие численный перевес и предупрежденные о возможной засаде, проявили тактическую безграмотность в боевых условиях и позволили перестрелять себя, как куропаток, нанеся при этом абрекам лишь минимальный урон.
Приведенные выше архивные материалы в основном описывают ход событий, происходивших непосредственно в момент нападения, однако не объясняют ни причин, толкнувших Зелимхана на эту операцию, ни целей, которые он преследовал. По тому, как это изложено в «Отчете инспектора…», может показаться, что это было разбойное нападение с целью наживы.
Однако не надо забывать, что архивные материалы (разного рода воспоминания, отчеты, свидетельства «очевидцев» и т.д.) сами по себе – это тоже не всегда истина в последней инстанции, ведь составляются они (и тогда, и сейчас) людьми далеко не святыми, не свободными от предвзятости, цензуры, влияния существующей идеологии и т.д. А потому, «выдернутые из контекста», сухие факты или статистика не могут дать полной, объективной картины описываемых событий или же исторического периода вообще…
В сентябре 1910 года карательной экспедицией под командованием князя Андроникова в Ингушетии были схвачены скрывавшиеся там от преследования властей семьи абрека Зелимхана и его брата Солтамурада. Позже они были высланы в Сибирь, в город Минусинск, где провели 2 года. Для возвращения их из ссылки и нужны были Зелимхану заложники, которых он хотел обменять на захваченных женщин и детей. Именно с этой целью и было совершено нападение на дорожную комиссию. К такому выводу я пришел путем несложных логических размышлений.
Во-первых – дата. Как мы уже говорили, на момент описываемых событий семьи Зелимхана и его погибшего брата были схвачены властями и высланы.
Второе. Вряд ли Зелимхан рассчитывал, что дорожный инспектор и инженеры, отправляясь в обычную рабочую поездку, взяли с собой большие суммы денег или драгоценности, а из-за тех карманных денег, что в итоге стали добычей абреков, вряд ли имело смысл организовывать такую масштабную операцию. К тому же автор отчета сам говорит о том, что абреки не тронули основной багаж, находившийся в фаэтонах, а лишь забрали оружие, патроны и вещи, лежавшие открыто в фордеках.
И, наконец, в-третьих. Если бы это был обычный грабеж, то Зелимхан – учитывая большую вероятность скорой погони – не стал бы обременять себя пленником, а «благополучно» добив и его (то есть захваченного инспектора), ушел бы «налегке».
Позже, когда эта статья уже почти была готова к сдаче в редакцию, в статье известного чеченского политолога Абдурахмана Авторханова «Кавказское абречество и абрек Зелимхан» (из книги А. Авторханова «Мемуары») я нашел прямое подтверждение правильности своих выводов. Вот выдержка из статьи А. Авторханова:
«Хитрость в человеческих трагедиях играет иногда коварную роль, но так называемая военная хитрость часто помогает выиграть целые сражения. Кавказский наместник решил, что и Зелимхана можно взять хитростью: он предложил распространить среди населения слух, что кавказская инженерная комиссия будет отстраивать «царское шоссе» в Керкете (Дагестан) и что в состав этой комиссии будто бы входит один военный инженер, зять самого наместника царя на Кавказе. К Зелимхану прибыл с этой вестью Жамалдин, который когда-то сам был абреком. Жамалдин внушил Зелимхану, что если тот возьмет в плен зятя наместника, то сможет обменять его на свою семью. Семья Зелимхана уже находилась в ссылке в Минусинске, где, кстати, в то время был и сам грузинский абрек Коба.
Зелимхану идея эта понравилась. Вместе с маленькой группой, включив туда и Жамалдина, Зелимхан прибыл на «царское шоссе», но инженерная комиссия оказалась переодетым в гражданскую форму военным отрядом, а сам Жамалдин – его лазутчиком. Завязался бой, в результате которого были убиты два гражданских чиновника, один ротмистр дагестанского полка, несколько всадников, а раненый командир отряда полковник Чекалин был взят в плен (потом ему удалось бежать). С Жамалдином Зелимхан покончил как с предателем. Абреки потеряли одного человека – им был последний брат Зелимхана. «Хитрость» наместника не удалась».
Тот факт, что представители царской власти, то есть захватчики и угнетатели, наших национальных героев называли бандитами, разбойниками и т.д., как-то можно объяснить: это и неуклюжие попытки оправдать собственные злодеяния, и обыкновенная человеческая низость, не позволяющая ничтожеству признать мужество, отвагу и благородство своего врага.
Однако у меня вызывают искреннее непонимание и возмущение «философствования» некоторых наших «земляков», которые «сокрушаются» по поводу того, что наш народ якобы всегда выбирает себе героев и лидеров из среды разбойников, и утверждают, что в этом причина всех наших бед.
Хотелось бы напомнить этим «философам», что те, кого они называют разбойниками и бандитами, грабили и убивали не мирных и бедных людей, как это делала царская армия, а карали угнетателей и их приспешников, и делали они это не в российских городах и селах, а на своей, родной земле.
Они – «дикие горцы», «звери» – практически все, что забирали у противной стороны, раздавали сиротам и бедствующим семьям земляков, а себе оставляли только лишь на самое необходимое, в то время как российские офицеры – «дворяне», «люди просвещенные» – все награбленное во время карательных операций в мирных чеченских селах спускали затем в кабаках и за карточным столом, причем операции эти сопровождались не только грабежом, но и массовым убийством чеченцев, в том числе женщин, детей и стариков…
И вот тут напрашивается резонный вопрос: так кто же настоящие бандиты и убийцы – чеченские патриоты, защищавшие свою землю и народ, или наместники царя на Кавказе и их армия?..
Автор: Вахит Бибулатов, главный специалист-эксперт отдела научно-исследовательской работы Архивного Управления Правительства ЧР
Источник: Журнал «НАНА» №11-12 от 2014 года
Перейти в начало
Вернуться назад