В Архивное управление Правительства Чеченской республики поступили копии архивных документов Центрального государственного исторического архива Грузии (ЦГИАГ) по истории нашей республики, среди которых есть дела, касающиеся деятельности легендарной и отважной личности – абрека Зелимхана. Как мы знаем из истории, Зелимхан противостоял царской власти в течение 13 лет. Он был простым мирным чеченцем, который имел свою семью и честно трудился. Из-за бытовой ссоры с односельчанами и последовавшего за тем чиновничьего беспредела местных властей он вынужден был стать абреком.
В архивных документах Зелимхана и его товарищей называют «разбойниками», а его отряд – «шайкой». Но для нашего народа он был защитником обездоленных и рыцарем чести, а для других народов – чеченским «Робин Гудом». В этой статье мы познакомим читателей с архивным документом, описывающим один из эпизодов нападения абрека Зелимхана и его группы на представителей власти. Текст «Отчета инспектора путей сообщения, подвергшегося нападению Зелимхана во время командировки в Дагестан в 1911 году» приводится ниже:

«Предписанием начальника Кавказского округа путей сообщения, от 27 августа 1911 года, я был командирован в качестве инспектора в Дагестанскую область, для обревизирования работ, производящихся на дорогах, находящихся в ведении министерства путей сообщения. Мне сопутствовали, как члены комиссии, – начальник работ Дагестанского отделения инженер Н.К. Орловский, старший ревизор Тифлисской контрольной палаты статский советник И.И. Ворченко и районные инженеры: до Карадага – инженер Данбеков, а от Карадага до Грозного должен был сопутствовать инженер Юцевич.

10 сентября, в пути между станциями Кизляром и Леваши, инженером Орловским была получена, с нарочным из Левашей, телеграмма от гос. Юцевича с просьбой дождаться его приезда, так как он везет бумагу чрезвычайной важности. Действительно, догнав нас в селении Хаджал-Махи, он доставил сообщение от начальника военного отряда Терской области, что, по полученым агентурным путем сведениям, на нашу комиссию, в районе Керкетских перевалов, готовится нападение шайки абрека Зелимхана. Причем приехавший с господином Юцевичем ротмистр Долидзе сообщил нам, что вместе с ним выслан из Темир-Хан-Шуры отряд нижних чинов Дагестанского полка, состоящий из 12 человек, каковые для отвлечения внимания Зелимхана высланы пешими, на подводах, под видом рабочих подрядчика.

В Карадаг, где мы решили сделать двухдневную дневку для отдыха и подписи документов по законченному осмотром району инженера Дандбекова, означенные подводы с отрядом дагестанцев действительно нас догнали. Закончив дела в Карадаге, я отпустил обратно в Темир-Хан-Шуру заведывающего уже осмотренным районом инженера Дандбекова, а также сильно простудившегося в пути, совсем больного, инженера Юцевича; сам же, сопутствуемый оставшимися членами комиссии – инженером Орловским и контролером Варченко, несмотря на угрожающую впереди нам опасность, повинуясь долгу службы, решил ехать далее, дабы выполнить до конца возложенное на нас поручение. Принимая во внимание, что, вследствие поломки фургонов подрядчика, не было возможности везти далее отряд дагестанцев, мы выслали последних, вперед на один день, пешими, рассчитывая соединиться с ними в с. Ботлих, откуда уже должны были двигаться вместе.

Прибыв 14-го сентября в Ботлих, мы в 10 часов вечера получили донесение от дорожного мастера, что в районе у Керкетских перевалов замечена шайка абреков, состоящая из 10 человек, каковая, поджидая проезда нашей комиссии, уже в течение двух дней травит жительские покосы. Вследствие позднего времени (10 часов вечера), телеграфная контора была закрыта, а потому ротмистром Долидзе лишь в 7 часов утра, 15 сентября, могла быть послана в с. Ведено телеграмма (на грузинском языке русскими буквами) с просьбой выслать к форельному озеру 20 человек конных дагестанцев, дабы, в случае если между шайкой Зелимхана и нашим отрядом завяжется перестрелка, они могли бы не дать ему уйти, отрезав путь к отступлению.

В 9 часов утра 15 сентября мы, воспользовавшись тем, что из селения Ведено нам было выслано навстречу два фаэтона, специально для комиссии, оказавшиеся ненужными, решили, дабы не истомить пеших дагестанцев, прошедших за 3 предыдущих дня 97 верст, посадить их в означенные фаэтоны и двигаться вместе. Но, в действительности, ехать им пришлось не долго (верст 5-6), так как начался весьма длинный (15 верст) и крутой подъем на Малый Керкетский перевал, вследствие чего весь отряд дагестанцев двинулся вперед, врассыпную, по откосам горы и тропинкам, значительно опередив ехавшие сзади, медленно, фаэтоны.

 В таком порядке мы к 2-м часам дня поднялись на вершину Малого Керкетского перевала, где и собрались все возле караулки. Пока я осматривал последнюю, дагестанцы, расположившись на площадке у поворота дороги, стали совершать намаз. По окончании намаза, ротмистр Долидзе приказал нескольким рядовым идти вперед, вследствие чего 3-4 человека двинулись по дороге. Но так как мы, проехав уже вполне благополучно крутую, скалистую, крайне удобную для засады часть дороги, очутились на вершине, в местности совершенно открытой (покосы и пастбища), где на далекое расстояние не было заметно ни одного камня или скидки местности, каковая могла бы служить укрытием для разбойников, то, догнав на фаэтонах вышедших вперед дагестанцев, приказали всем сесть в таковые, дабы быстрее совершить спуск к форельному озеру (озеро Кезеной-Ам; прим. автора), где в караулке предполагался наш ночлег.

Порядок движения был следующий: впереди ехал фаэтон с 5-ю рядовыми, за ним, на расстоянии до 30-50 шагов, ехал фаэтон, в котором сидел я с контрольным чиновником Варченко и одним рядовым на козлах; далее следовал фаэтон с инженером Орловским и ротмистром Долидзе также с рядовым на козлах; последним же был фаэтон с 5-ю рядовыми. Кроме того у переднего фаэтона ехал верхом сопровождавший нас дорожный мастер, позади же всех ехал тоже верхом подрядчик Ивлев, каковой, как оказалось, дабы сократить путь, поехал по короткой тропе.

Не успели мы, в означенном порядке, отъехать от караулки 100 саженей, как я заметил, что из-за бугра, находящегося у поворота дороги, неожиданно выдвинулось несколько человек с винтовками, преградив путь переднему фаэтону, и один из них что-то крикнул; фаэтон остановился, из него немедленно стали выскакивать дагестанцы и раздался выстрел, за каковым тот час же последовали другие. Контролер Варченко, выскочив из фаэтона, бросился бежать по дороге обратно, я же, пригнув голову к козлам, на каковых фаэтонщика и рядового уже не оказалось, стал наблюдать, что будет дальше, но лошади, испуганные выстрелами, шарахнулись вправо к откосу дороги, и я, вылетев из перевернувшегося фаэтона, очутился лежащим на совершенно ровном скате, саженях в десяти от края дороги. Я стал оглядываться и, заметив в шагах в десяти ниже небольшую впадинку, ползком добрался до нее, и хотя оказалось, что в ней можно было с трудом укрыть лишь голову, но, не имея возможности, как безоружный, принять какое-либо активное участие в перестрелке, решил остаться неподвижным и наблюдать за происходившим, вполне уверенный, что окончательный перевес будет на нашей стороне.

Слева от меня, на откосе выше дороги, лежал дагестанец и стрелял. Вначале я принял его за ротмистра Долидзе, но потом оказалось, что я ошибся. Перестрелка в это время уже была в полном разгаре, пули свистали кругом меня беспрерывно и не позволяли часто поднимать головы, но все же я видел инженера Орловского, который, согнувшись, переходил через бугор, разделявший два дорожных поворота, думая, вероятно, добраться до караулки, находящейся за бугром; во время этого перехода он и был убит выстрелом в спину. Контролер Варченко, побежавший по дороге, тоже был убит пулей в спину. Вправо от меня, впереди и немного ниже (в шагах 15-ти), в небольшой лощине я заметил укрывшихся двух дагестанцев, из которых один залег в этом месте ранее, а потом уже к нему присоединился другой – оба они непрерывно стреляли. Сколько времени длилась перестрелка, я не могу точно сказать, но думаю, что не менее часа. Я слышал разговор двух дагестанцев, лежавших впереди меня вправо, и мне послышалось, будто один из них произнес по-русски фразу: «А нас обошли»!

Действительно, по несколько затихшей перестрелке мне показалось, что наши отступают (мне тогда и в голову не могло придти, что все почти уже были перебиты), приподняв голову, я заметил на гребне бугра впереди себя фигуру абрека, стоявшего во весь рост и что-то кричавшего; влево же от себя, тоже на гребне, фигуру другого, сидящего с винтовкой в руках, как бы высматривающего себе цель. Я крикнул тогда двум лежащим впереди меня дагестанцам: «Стреляйте!», так как, будучи сам хорошим стрелком, я был уверен, что промахнуться из 3-х линейной винтовки по стоящим открыто абрекам было невозможно и не следовало упускать подобного момента; но, к моему удивлению, выстрелов не последовало. Как выяснилось впоследствии со слов вахмистра Магома-Али Магомаева (он был одним из двух лежавших вблизи от меня дагестанцев), раненного в левую руку, но оставшегося в живых, они слышали мои слова и видели абреков, но стрелять не могли за отсутствием патронов. В то же время я чувствовал, что что-то ударило меня в голову, – мне послышался звук как бы разбитого черепка, и я потерял сознание. Очнулся я от толчков и, очнувшись, увидел, что меня обыскивают четверо присевших на корточки абреков.

Заметив, что я открыл глаза и привстал, они меня немедленно подняли и, понуждая толчками, повели с собой. Так как я еще не совсем пришел в себя и двигался медленно, то один из абреков ткнул меня несколько раз в спину прикладом. Проходя, я заметил, что моих соседей, двух дагестанцев, уже нет на прежнем месте, и кроме того, видел лишь труп убитого в голову дагестанца, лежавшего выше меня на откосе дороги и двух абреков, разрезавших кинжалом тюк с бурками. По-видимому, разбойники очень торопились, так как вещей, привязанных сзади к фаэтонам, они не тронули, а забрали лишь полностью все оружие, патроны и вещи, лежавшие открыто в фордеках, а также обобрали у всех убитых деньги. В небольшой лощинке, шагах в 300-х от места засады, куда меня привели, были спрятаны их лошади. Здесь, придя уже несколько в себя, я заметил, что меня окружают 8 человек и один мальчик, лет 14-ти, по виду совершенно больной и беспомощный – он лежал, и его подняли на руки и с трудом посадили на лошадь. Меня заставили сесть на свободную, числом десятую, лошадь, как после оказалось, принадлежавшую убитому в перестрелке абреку.

Главарь шайки, среднего роста, коренастый лет 45 чеченец с благообразным желто-белым лицом и черной кругло и коротко остриженной бородой, в которой заметна небольшая проседь, был одет в пальто инженера Орловского, а через плечо висела шашка ротмистра Долидзе, на голове же была рыжая папаха. Лошадь его тоже резко отличалась от других – это был небольшого роста, крепкий вороной, хорошо кормленый конь. Шайка, севши на лошадей, поехала прямо по травянистому откосу горы Малого Керкета, причем меня все время понуждали ехать впереди шайки, дабы придать последней легальный вид. Во время пути Зелимхан с двумя-тремя абреками часто отделялся, поднимаясь выше, и, останавливаясь, осматривал в бинокль окружающие склоны и вершины гор. Я тоже, придя уже окончательно в себя, по привычке старого охотника, старался ориентироваться в окружающей местности, стараясь запомнить направление, которого держалась шайка и приблизительно место, где должно было находиться форельное озеро.

В одной лощинке шайка остановилась и слезла с лошадей; Зелимхану поднесли бутылку с водой, и он сделал намаз, причем прочел молитву громко и стоя – один за всех.

Далее, проехав версты четыре, шайка снова остановилась; все уселись вокруг Зелимхана, который вытащил из карманов несколько портмоне и бумажников и вынул из них все содержимое. Один из абреков, говоривший очень плохо по-русски, под наблюдение которого я был отдан Зелимханом, сказал, чтобы я сосчитал деньги. Считая в той обстановке, в какой я находился, всякое противоречие или сопротивление совершенно неуместным и не желая подвергнуться с их стороны каким-либо оскорблениям, я взял деньги и громко пересчитал их – всего оказалось 264 рубля, кроме принадлежавших мне лично двух, старой чеканки, серебряных рублей и одного рубля «коронационного». После счета Зелимхан дал почему-то моему сторожу 3 рубля, а сам подошел к лежавшему больному мальчику (оказавшемуся его братом) и, сняв с его левой ноги штанину, стал делать ему перевязку пулевой раны, оказавшейся выше колена. Потом того подняли и посадили, вернее сказать, положили на лошадь. В то же время я заметил у одного прихрамывавшего абрека кровь на сапогах и штанах правой ноги ниже колена.

Моя рана в голову, хотя, по-видимому, была не тяжелая, но все же меня беспокоила: голова сильно болела и весь я был залит кровью. Во рту страшно пересохло, но когда я попросил дать воды, мне отказали; лишь абрек, мой сторож, дал мне одну измятую папиросу, которую я выкурил с большим удовольствием; кроме того, меня угостили измятым персиком, найденным ими в ручном саквояже г. Варченко. Окончив перевязку, все сели на лошадей и тронулись далее. Ко времени, когда начало смеркаться, проехали одну деревню (д. Ихарой), где, после опроса Зелимхана, какой-то житель побежал вперед показать дорогу. Спустившись по очень крутой каменистой тропинке в овраг с протекавшей речкой, все приостановились, и в наступавшей темноте я заметил, шагах в 50-ти, трех всадников, к которым Зелимхан тотчас же подъехал. После разговора с ними между абреками произошло какое-то смятение – они стали, торопясь, в беспорядке переезжать речку, а наблюдавший за мной абрек, боясь, вероятно, что я отстану, стал усиленно гнать мою лошадь вперед. Переехав русло оврага, мы стали, уже в темноте, подниматься по крутой тропинке на противоположный берег, и я заметил, что наверху, по краю обрыва, перебегают люди; в то же время раздался выстрел, потом еще, и между абреками произошло смятение. Я сейчас же подумал, что наверху находится отряд дагестанцев, о высылке которых мы просили телеграммой из Ботлиха, и что они отрезали Зелимхану путь. Со стороны абреков тоже было сделано несколько ответных выстрелов, и я видел, как сам Зелимхан, повернувшись к стороне селения, оказавшегося на горе (д. Полай-аул), сделал выстрел. К этому времени мой проводник-сторож подогнал мою лошадь вплотную к Зелимхану, который, схватив меня за левый рукав, стал как бы заслоняться мною от выстрелов и нервно говорил: «иди, иди», таща меня по дороге влево вниз.

Читать далее

abrek.org