Прощай, же брат, пусть наше знамя
Узрят и немец и урус.
И долго плачут в твою память
И храбрый лев, и горький трус."
Вот следом мчится Астемиров,
Уздень из Малой Кабарды.
И громкий клич его такбира
Качает полог темноты.
И снова - гик, стрельба и крики
И пыль дорожная столбом.
Имам глядит – идут кумыки,
Все так же дерзко, напролом.

Как шли когда-то под Кизляром,
Под Татартупом и Лабой
На пушки белого сардара,
В последний свой, смертельный бой.
Вот князь Чапалов саблей машет
И как скала при свете дня,
Сала-уздень Казбек Умашев
Привстал с могучего коня.
Играют солнечные блики
На длинных копьях и мечах.
- Салам, тебе! – кричат кумыки –
Велик Аллах, Велик Аллах!

Смотри, как гаснут наши очи
Живым пылавшие огнем.
Ты был нам светом в темной ночи
И зорким был поводырем.
Уже твои мы видим знаки,
Как дар грядущим племенам…»
- Прощайте, верные кипчаки!
Чуть слышно шепчет им Имам.
- Я очень скоро стану прахом,
Короткий век отпущен нам,
Но в Судный день перед Аллахом.
Я засвидетельствую там,

Что никогда на поле брани
Под вечным знаменем отцов,
От Дагестана до Кубани
Надежней не было бойцов.
Прощайте, братья!» С тихим стоном
Чеченец шевельнул рукой...
Но новые зажглись знамена
И осветили свод сырой.
И вот уж кулаком единым,
Как встарь асхабы на тагут,
Идут ногайцы, абазины,
Тавлинцы смелые идут.

За ними грозные лезгины,
Враги предательств и измен,
Идут держа прямые спины
В бешметах черных до колен.
Как львы урочищ Дагестана,
Лихие в храбрости своей,
Идут аварцы Ума-хана
В больших папахах до бровей.
Вот закубанские доспехи
Сверкнули грозно за холмом.
И гаснущие очи шейха
Последним вспыхнули огнем,

Когда в сияющей кольчуге
Расправив свой могучий стан
Возник, гроза морской округи,
Черкеский лев Мухамед Зан.
На западное черноморье
Мухамед ужас наводил.
Но тут он, с взором полным горя
С тоскливой болью возгласил,
- Прощай мой, шейх!  Мы все в печали
Благодарим свою судьбу,
За то, что мы не проиграли,
Ни веру нашу, ни судьбу.

Пускай над этой твердью зыбкой
Запомнят люди образ твой…»
И умирающий, с улыбкой
Кивнул черкесу головой:
- Аллах Велик, Хвала Аллаху,
Что все навеки решено.
Грядущее подобно праху,
Коль прошлым не озарено.
Спасибо, что делился хлебом
И не предал в тяжелый час.
Господь миров под вечным небом
В Свой час помилует и нас!"

И вздрогнул свод, и длинным эхом
Сотрясся сумрак пустоты…
Прошли галгаи, абадзехи,
Убыхов стройные ряды.
Они прошли при ясном свете
Под храп коней и свист свинца.
И нет конца колоннам этим
И нету, нету им конца.
Вот самый лучший из алдаров
И тагаурских осетин,
Бесстрашный князь Ахмад Дударов
Теснин дарьялских властелин.

В руках его при свете солнца
Мерцает сабли острой сталь,
Но очи грозного иронца
Уже окутала печаль.
И кличет он в тоске сердечной,
Убавив резвый ход коня!
- О, светлый шейх, в юдоли вечной,
Замолви слово за меня.
Скажи, что грешный страж Дарьяла
Взимавший пошлины с купцов,
Не спрятал в ножны сталь кинжала
Когда услышал вечный зов

Предтечи нашего Имама
И к битве воинов собрал…»
И глядя вдаль светло и прямо
 Мансур алдару отвечал:
-  Я все скажу, мой брат, угрюмый,
В тот день, когда поставят в ряд!
Ты был лучом кавказской уммы
И ты из спасшихся, Ахмад,
Прощай! Под этот темный свод я,
До дня великого уйду.»
Дударов выпустил поводья
Коня и канул в темноту.

Но вслед за ним над бездной хмурой
Из тьмы, свернувшейся в огне,
Поднялся Канамет Мансуров
На тонконогом скакуне.
- Салам тебе, имам Кавказа,
Ты жив, а значит не убит -
Кося лукаво острым глазом
Кричит веселый чингизид.
-  Пока колючие барханы
Еще удобны для войны
И наши звездные колчаны
Тугими стрелами полны,

Мы будем жить, а это значит,
Что все идет своей стезей.
И степь ногайская оплачет
Тебя живительной грозой.
Прощай, имам…» Ногаец плетью
Слегка коснулся рысака,
И тот всхрапнув, во тьму столетья
Умчал лихого седока,
Как будто звездного ребенка
Через надмирный перевал.
Но странно вздрогнувших потемках
Другого действа грянул бал,

Не шарканием по паркету
Великосветских каблуков,
А тьмой, клубящейся от света
И полной лицами врагов.
Вот выплыл призрак стариковский
С кнутом в слабеющей руке.
И шейх узнал: Степан Шешковский
В своем немецком парике,
Глядит слезливыми глазами
И что-то силится сказать,
Но только шамкает губами,
И трудно узнику понять

Чего он хочет, этот молью
Съеденный призрак старика?
Но с сожалением и болью
Он грустно смотрит на врага.
И тихо поводя плечами
Чуть слышно шепчет в темноту:
- Ты, секший узников плетями,
Готовься к Божьему кнуту.
Мне жаль, судьба твоя убога
И жизнь не стоит ничего.
Прощай, старик! Проси у Бога,
Моли прощенья у Него.

А я простил без сожаленья,
За всех живущих на земле.»
Шешковский с горьким изумленьем
Вздохнул и сгинул в сизой мгле,
Роняя длинный кнут в потемки
Слепой истории веков.
Но следом вынырнул Потемкин
Горбясь от груза орденов.
И словно длинным опахалом
Раскачивая пустоту
Командным басом генерала
Встревожил злую темноту:

Читать дальше - стр. 3

abrek.org