Как ветры скопища тумана
Рассеивают без следа,
Так гордых ханов Дагестана
Сметут грядущие года.
Как к снегу с крон лесной дубравы
Спадают желтые листы,
Так опадет былая слава
Князей могучей Кабарды.
И в красном зареве пожаров,
Как злак насущный в недород,
Погибнут семена алдаров
И башни их, и их оплот.

И там, на пастбищах высоких
Где жиром полнились стада
И тур резвился волоокий,
Как сон возникнут города
С большими крепкими домами,
Мирской, обманчивой красы.
И будут храмы с куполами,
Венчать распятия Исы.
А рощи, где пастух бессонный
Стерег тропинки с волчьих нор,
Заполнит говор посторонний,
Смущая тишь Кавказских гор.

Как туча с встречным ветром споря,
Слепит всполохами глаза,
Вот так над западным нагорьем
Пройдет великая гроза.
А что чеченцы? – шейх с тревогой
Всмотрелся в старого отца,
Как будто высмотрел дорогу
Отчизны дальней до конца.
Как будто там, во мраке зыбком
Увидел молнию в горах.
И тут же странная улыбка
На бледных вспыхнула губах:

- Отец – сказал он. Тихий шепот
Обрел подобие крыла
И стал похож на хриплый клекот
Большого, темного орла -
Отец, Аллах вернее знает,
И Он испытывает тех,
Кого страданьем отмечает
И любит вечно больше всех.
Все в мире тленно, Божьи сроки
Всему разумному – пример!
Недолго царствовал Двурогий
Над миром, гордый Искандер.

И Рум упал, когда из Шама,
На рубежи его границ
Явилось воинство Ислама
В лисамах белых до ресниц.
Царей, наместников, героев -
Всех смел великий ураган.
Ушла династия Хосроев
И пал языческий Иран.
И унеслось зыбучим прахом
В слепую бездну, без следа,
Все то, что именем Аллаха
Не освящалось никогда.  

Лишь там, над будущим и былью
Среди космических могил
Еще мерцает звездной пылью
Праматерь Смешанных Светил.
Как дервиш ночью из ханаки
Следы ночного грызуна,
Я вижу тьму, но в ней есть знаки,
В ней буквы есть и письмена.
И Богоданным оком знанья,
Сквозь сжатый сумраком простор,
Я ясно вижу очертанья
Покрытых белым снегом гор.

Вон там вдали за облаками,
Смотри, отец, в папахе льда
Дымит ледовыми ноздрями
Могучий нарт Тебулос-мта.
А ниже, - вдоль речного склона,
Минуя сонный Харачой,
Худой пастух клюкой из клена
Ведет овец на Чеберлой.
Как щедр к творению Всевышний,
В какой предел ни укажи!
В апреле солнечные вишни
Уже цветут в Элистанжи.

И на хребтах карабулаков,
Обильных травами весны,
Среди еще зеленых маков
Вовсю пасутся табуны.
И вот за этот край высокий,
За эту Божью благодать
Мы будем жизненные соки,
Как дань в могилы проливать.
Враг переходит в наступленье,
С девизом вечным – захватить,
И лишь огонь сопротивленья
Его заставит отступить.

Мы, люди с чистыми сердцами,
С неприхотливою душой,
И, по сравнению с врагами,
Нас очень мало под луной.
Но свят Аллах, Зиждитель сферы,
Семи небес и всех светил,
Он дал нам дух и светом Веры
Его, как башню, укрепил.
И я, придвинувшийся к краю
Условного небытия,
С сердечной дрожью ощущаю
Порывы этого огня.

Мы и тогда продолжим биться,
Когда, устав от вековой
Борьбы, измученно склонится
Кавказ, поникнув головой.
Пусть сталь врагов острее бритвы,
И нет солдатам их числа, –
Союз кинжала и молитвы
Сломает горб любого зла.
И мы сражаться будем с ними,
Ряды расстраивая их,
Чтобы адатами своими
Не стать похожими на них.

Когда щепотку чистой соли
Бросают в кубок питьевой,
То, растворяясь поневоле
Она становится водой.
И молния не выживает,
Когда ударится об лед,
И волк в неволе умирает,
И птица в клетке не живет.
Что нам купечески-стрелецкой
Орды неверная стезя?
И русский царь, и бей турецкий
Худые будут нам друзья.

И все надежды на кого-то,
Помимо Бога на земле,
Есть немощь духа и болото,
Застывшее в грядущей мгле...
И будет даль в кровавых росах
Крутить свое веретено,
Когда, подняв корявый посох
Из мест округи Ведено,
Восстанет дервиш света знанья
И тихо к миру призовет,
За что отправится в изгнанье,
Благословив Адамов род.

Вдали от синего Кавказа,
В стране холодной и чужой,
Следы чеченского устаза
Засыплет ветер мировой.
И будет хиджа без разврата,
Отчаянная, как судьба,
Когда до берегов Ефрата
Дойдет чеченская арба.
Сквозь каменистое полесье,
Расплавленное, как слюда,
Где с Византийско-тюрской спесью  
Чужие дышат города,

Как семена летят по ветру
В живом стремлении вперёд,
Вот так рассеется по свету
Святого Ноха, гордый род.
Пуская гибнущие корни
В чужие мертвые пески,
Не выдавая беспризорной
В сердцах клокочущей тоски,
Как плеть из гибкой бычьей шкуры
Роняет крепкая рука,
Застигнутого дикой бурей
В пути лихого седока.

Вот так однажды, словно в бездну,
Вслепую канув навсегда,
Чеченцы все-таки исчезнут
Во мгле на долгие года.
Однако тот же ветер бури,
Подув назад сметет песок,
И, как луна в ночной лазури,
Плеть снова явится в свой срок.
Так и чеченцы, лишь на время
Уйдут в могильные края,
Чтобы вновь восстать, как будто семя
Живого злака бытия.

И будут жить до дня восстания
Под солнцем правды и добра.
Тут голос сел до придыхания,
И к первым признакам утра,
Когда с последней формой тварной
Прервалась зрительная связь,
Имам умолк и благодарно
Смежил навечно веки глаз.
И тут же бледное сияние
По всей темнице разлилось,
Как будто там над мирозданием
Светило новое зажглось,

Как будто ангелов крылатых
Слетелся радостный отряд,
И триста шейхов тариката
В джаназе спешно встали в ряд.

ЭПИЛОГ

Напротив крепости старинной
На левом берегу Невы
Есть древний холм с песчаной глиной,
Покрытый плесенью травы.
Его горой Преображенской
Назвали в давние года,
Видать, монахи, тьмы Вселенской
Когда настигла их нужда.
Сюда весной поближе к суше
От волн грохочущей воды
Летят балтийские олуши
И часто селятся дрозды.

Там церковь есть для православных,
А рядом кладбище в крестах,
И очень много безымянных
Могил, затерянных в веках,
Монахов, грешников, конвойных,
Зарытых в спешке, наобум
И всяких, слишком беспокойных
Властителей бунтарских дум.
Над ним столетья прошумели,
И столько утекло Невы,
Что даже камни поседели
И стерся ситец синевы.

Там от старинного погоста
Остался лишь песчаный слой,
Где чьи-то призрачные кости
Надежно спрятаны землей.
И ничего не уцелело:
Ни крест, ни камень, ни бугор.
Два с лишним века пролетело
С тех самых стародавних пор,
Когда без суеты и спеха
Команда крепостных людей
Соединила тело шейха
С природой истинной своей.

Они его не хоронили,
Им это было все равно,
А словно в почву положили
Неистребимое зерно.
Кто верит в тайну жизни вечной,
Любую чувствует стезю:
И инвалид рукой увечной
Смахнул с худой щеки слезу.
И, глядя вниз светло и прямо,
По - человечески, как есть,
К могиле первого Имама
Поставил деревянный шест.

Все тот же купол неба стылый
Сияет с прежним торжеством,
Но стерся след святой могилы,
Покрывшись дерном и песком.
Все преходяще в мире этом -
От человека до птенца,
Есть только свет, и этим светом,
Как чаши полнятся сердца.
Все наши помыслы и думы,
Молитвы наши в этот час
За чистых мучеников уммы,
За предков наших и за нас.

Прошу у Бога с содроганьем,
Чтоб строки этого труда
Мне стали добрым воздаяньем
На сборах Страшного Суда...
А ты, духовный мой соратник,
Читатель мой и педагог,
Чистосердечный соучастник
Моих писательских тревог,
Хоть я не спал и лез из кожи,
Глагол к глаголу подгонял,
А все ж писал не ангел Божий,
А смертный в сумерках писал.

И если где-нибудь промашку
Найдешь – с попреком не спеши,
А сделай добрую поблажку -
На слабость зрения спиши.
Да станут строки этой драмы
В священный месяц Рамадан
Садакой памяти Имама
И всех шахидов - мусульман.
И все! Как к ночи флаг заката,
Оплыл последний воск свечи.
Писал же, внук Темир-Булата
И сын Тапы из Ведучи

Чеченец Асламбек Тугузов
На чистом русском языке,
Где диалект восточных русов
Кишит тюркизмами Берке.
Как в стужу мерзнущего волка,
К норе семейной греет путь,
Огонь исполненного долга
Мою приятно теплит грудь.
Теперь, прощай! Оплыли свечи,
Устало слиплись крылья век.
Инша Аллах, до новой встречи!
Ваш брат Тугузов Асламбек.

2022 г. 20 январь - 28 апрель.
Вернуться в начало

abrek.org