Никто из них не родился абреком, абреками их сделала власть. Причиной роста абречества на Северном Кавказе, и в Чечне в частности, в ХIХ веке послужили:

а) безграмотные действия царской администрации, не умевшей разбираться в особенностях местного быта и характера народа;
б) предвзятое отношение к туземному населению, в котором она видела дикарей, не способных к мирному сосуществованию;
в) экономические проблемы и малоземелье крестьян; г) бесправное положение чеченского населения и злоупотребления царской администрации.

Терская администрация считала нарушителями закона только горцев. Все случаи воровства, грабежа и разбоев, случавшиеся в области, оно приписывало только им. Поэтому большинство осужденных были именно горцы, тогда как на преступления, совершенные казачеством, местная администрация часто просто закрывала глаза. Данные статистики хорошо показывают случаи подобной несправедливости. Вот как об этом писал в конце XIX века Я. Абрамов: «Когда на казачьей земле находят труп убитого туземца, то власти, от которых зависит первоначальное дознание, всегда склонны объяснить причину убийства или самообороной казака, или же тем, что туземец был застигнут на краже… Таким образом, до сих пор убийства горцев казаками оканчивались почти всегда ничем, благодаря чему среди казачьего населения установился взгляд, что туземцы стоят вне закона и всякий самосуд против них возможен.

Если по совершении кражи из русского поселения или с принадлежащего ему юрта следы не могут быть открыты, ответственности подвергаются окрестные аулы.

Само собою разумеется, что странный взгляд, по которому все преступления в области приписываются исключительно туземцам, не имеет решительно никаких оснований. Русские, живущие здесь, далеко не ангелы и тоже не прочь и поживиться за счет чужого добра, и пырнуть сгоряча ножом».

Наказной атаман Терского войска, и он же генерал-губернатор Терской области, Михеев писал императору, что столкновения чеченцев и ингушей с казаками вызывают значительный материальный ущерб и уносят многие человеческие жизни. На что Николай II ответил: «По моему мнению, именно это соседство поддерживает в терских казаках их старую дедовскую удаль, а посему принимать меры к смягчению обстановки нет никакой надобности».

Получив особый размах в конце XIX века, абречество выдвинуло из своей среды целый ряд знаменитых представителей. Их дерзкие набеги на царские конвои и заставы, их неуловимость и смекалка вошли в легенду. Среди них известны такие, как Нука Домбаев, Мехки, Зелимхан Гельдигенский, Юсуп Умакаев, Дауд Топчаев, Ахмет Чуштаров и мн. др.

Основной свой удар абреки направляли против царской администрации и ее сторонников из числа чеченцев. В 1889 году они под руководством будущего шейха Дени Арсанова убили полковника Шиду Эльмурзаева, который многие годы провел на царской службе, а на старости лет проживал в своем родном селении Старый Юрт. Он был инициатором ссылки в Сибирь известного Алихана Дебирова и шейха Элаха-муллу. Начальник Грозненского округа полковник Чекунов получил сведения, что Эльмурзаев убит абреками в отмщение за ссылку Дебирова. Он решил наказать чеченцев и приказал староюртовцам собрать одну тысячу рублей «для открытия убийцы». Более того, он объявил крестьянам, что «при неоткрытии убийцы полковника Шеды… староюртовцы будут привлечены к наказанию» – крупному штрафу. Чеченцам дали месячный срок для поимки убийц. Приказ начальства староюртовцы не выполнили. Тогда командующий войсками приказал обезоружить их, «в течение месяца взыскать штраф в пользу семейства убитого и назначить старшину по выбору начальника округа с определением содержания по 600 руб. в год, уплачиваемых аульными жителями».

18 сентября 1889 года Старый Юрт был окружен войсками. Солдаты напали на спящих крестьян и как военнопленных согнали в кучу. В домах изъяли все оружие, оставив его только «почетным старикам», георгиевским кавалерам, имеющим медали «За усердие», а также милиционерам. Во время обыска у жителей отобрали 114 ружей, 104 пистолета, 256 кинжалов, 22 шашки, и все это потом в Грозном превратили в 19 пудов лома, который продали, а вырученные деньги передали в штрафной фонд Грозненского округа. Кроме того, с населения взыскали в пользу семьи убитого 1200 руб.

Но и на этом беды староюртовцев не закончились. В селении на неопределенное время остался экзекуционный отряд – 19 офицеров, 326 солдат и казаков. 600 староюртовских хозяйств должны были их содержать и кормить, что обходилось в 56 руб. ежедневно. Кроме того, требовались еще дрова и фураж. Солдаты и офицеры заняли лучшие дома, окружили селение многочисленными постами, запретив жителям общаться с внешним миром. Хлеб в поле остался неубранным, земли под посев не подготовлены. Многие подозреваемые в убийстве Эльмурзаева были арестованы; их допрашивали и жестоко избивали. Экзекуция проводилась до 12 ноября. За это время крестьяне уплатили на содержание воинского контингента, на поимку убийц и как кровную плату за убитого до 6 тыс. рублей – по 10 руб. с каждого хозяйства. Для наглядного примера были привезены старшины из соседних округов – Грозненского и Аргунского.

Разумеется, что подобные меры царской администрации наносили большой урон крестьянам. «Это создавало новые кадры озлобленных людей, – писал А. Шерипов, – решившихся на все… И вот началась месть начальству: абреки убивали административных лиц, грабили почту, казначейства и др. правительственные учреждения, а власть еще пуще налегала на мирное население: штрафы, экзекуции, высылка в Сибирь, виселица и т. д. Власть терроризировала местное население, абреки терроризировали власть…».

Крестьяне 13 старшинств Веденского округа, куда входило 27 селений и 33 хутора, в 1904 году отказались выполнять распоряжения местной администрации. В 1905 году они отказались платить подати, выполнять повинности, прогнали старшин и избрали свою сельскую власть.

Одним из первых грозных абреков Чечни был Иски. Маленького роста, худощавый и смуглый, он обладал огромной волей и решительностью. Когда в 1886 году арестанты грозненской крепости во время прогулки подняли бунт, Иски отключил часового ударом медного чайника по голове, выхватил у него ружье, убив еще одного часового и караульного офицера. Арестанты бросились бежать, перескакивая через крепостную стену в ров и далее – к берегу Сунжи. Нескольким беглецам удалось уйти в лес, в том числе и Иски. С этого дня его имя стало символизировать самого отчаянного и дерзкого абрека. На счету Иски было несколько убитых и ограбленных купцов и русских офицеров, в том числе адъютант генерала Скобелева.

О причинах, побуждавших обычных крестьян вступать на путь абречества, красноречиво говорят показания одного из них – Османа Мутуева: «Я не родился и не воспитывался быть абреком – абреком сделали меня люди. Мой отец – сподвижник имама Шамиля, наш род почтенный, учился я в горской школе, откуда мечтал поступить на государственную службу, но меня вытолкнули из этой колеи и насильно отправили на эту дорогу. Не окончив школы по случаю смерти отца, я приехал в свой аул и занялся хозяйством. Скоро умерла и мать, и я остался хозяйничать один». После окончания учебы Осман собирался стать переводчиком в госучреждениях. Смерть отца изменила его планы: окончить учебу ему не удалось, а пришлось ехать в родной аул, где осталась одинокая мать, и заняться хозяйством. Вскоре умерла и его мать.

Далее Мутуев рассказывает, что однажды в ауле произошел большой разбой. Дознание не нашло виновных. Тогда власти «потребовали от общества выдачи всех порочных его членов для выселения их административным порядком из края. Как это водится, в приговор попало несколько байгушей (не имеющих родственников) и в числе их и я, как занимающийся воровством. Протесты мои и просьбы о производстве дознания ничего не помогли. Никто не хотел внимательно разобраться в моей просьбе, и я как порочный член общества, на основании мирского приговора, был сослан административным порядком в Сибирь».

Дважды Осман бежал из ссылки, и дважды его отправляли обратно. Когда после первого побега Мутуев оказался в Терской области, он обратился к начальнику области, рассказав ему о той несправедливости, которая была проявлена по отношению к нему. Генерал вошел в положение Османа и позволил жить в родном селе. Но «обозленный старшина и местные сельские заправилы, – говорил он, – не могли простить мне моего обращения к начальнику области, и не прошло и полгода, как составили приговор и просили о выселении меня из края как предводителя всех воров».

Попав в третий раз в Сибирь, разоренный и опозоренный, Осман Мутуев дал себе клятву – отомстить. Он вернулся после очередного побега в родной аул с одной целью – расправиться с обидчиками. «Всем своим врагам, – говорил он, – я жестоко отомстил за свой позор, но с остальным населением, не сделавшим мне ничего дурного, я жил хорошо».

Вскоре Мутуева стали преследовать и царские власти. Но, пользуясь авторитетом и уважением народа, он довольно долго оставался неуловим. Даже царские чиновники отзывались о нем с почтением: «Это был умный и, если можно так сказать, благородный разбойник. Став сам жертвой несправедливости общества, он чутко относился ко всякой беде. Все обиженные находили защиту в личном и строгом суде Османа. За это население всегда и везде оказывало своему защитнику радушный прием и называло его своим князем». «Османа боялись его личные враги, сельские кулаки и русские туристы; последних он грабил или брал в плен с целью выкупа, но никогда не убивал».

Водил дружбу Осман и с такими знаменитыми абреками, как Зелимхан Хорочо и Зелимхан Гельдигенский, имея, кроме того, еще 5–6 приближенных.

Дважды начальник области отдавал приказ о поимке абрека, и дважды Осман сам, в полном вооружении, являлся в его кабинет. Мутуева тут же арестовывали, и он вновь бежал из тюрьмы. После второго побега вокруг Османа собралась шайка из 5–6 человек. Несколько лет разбойники хозяйничали на трактах, ведущих из Грозного в горную Чечню. В 1905 году Осман Мутуев был убит кровниками. Выступали абреки и народными мстителями. Так, 10 октября 1905 года властями был устроен чеченский погром, в котором войска расстреляли 17 горцев и разграбили лавки и магазины купцов из числа туземного населения. В ответ на это 17 октября абреки под предводительством Зелимхана, остановили пассажирский состав у станции Кади-Юрт, ограбили богатых пассажиров и расстреляли 17 русских офицеров. «Передайте полковнику Попову, – сказал Зелимхан свидетелям, – что чеченские жизни, взятые в Грозном, отомщены!»

Вообще, в крае межнациональная обстановка была довольно сильно накалена, и к ее урегулированию местное население старалось привлечь все слои общества, вплоть до своих думских депутатов. Когда в декабре 1905 года черносотенцы готовили новый погром, горцы 1-го и 2-го участков Грозненского округа обратились за помощью к депутатам Государственной Думы Т. Эльдарханову и М. Керимову. На многолюдном собрании чеченцев в Грозном Эльдарханов огласил приготовленный текст телеграммы на имя наместника. Текст послания был одобрен народом и отправлен.

Не дожидаясь ответа, Эльдарханов и Керимов, по поручению грозненских чеченцев, отправились во Владикавказ на встречу с городской интеллигенцией обсудить меры, способные предотвратить возможное межнациональное столкновение. Вскоре туда же приехали представители селений Большой и Малой Чечни и делегаты от казачьих станиц. На совещании горцев и казаков была определена общая линия поведения на местах. «Мы видели, – писал Эльдарханов временному генерал-губернатору Терской области, – что в тяжелый момент разыгрались народные страсти, когда готова была вспыхнуть вражда двух племен, когда обострились сильно взаимные отношения, на нас возлагается ответственная задача, которую мы обязаны выполнить. Депутаты разъехались по домам, в свою очередь, призвали население к миру и спокойствию. Общая работа не прошла даром, между казаками, горожанами и чеченцами установились добрососедские отношения».


Мирным человеком считался абрек Зелимхан Хорочо. Его отец, Гушмазуко Бехоев в 1886 году «на 7 человек своей семьи имел один дом, двух волов, 5 коров, 28 баранов и земли на 3,5 дня пахоты». Исключительно своим трудолюбием его семья к началу XX века достигла определенного достатка.

О себе и о своей семье Зелимхан сообщает в известном письме, посланном 15 января 1909 года на имя председателя Госдумы Хомякова. Он сообщает, что семья его отца состояла из трех сыновей – Хасана, Зелимхана, Солтамурада – и столетнего деда по имени Бехо. Жили они в Хорочое зажиточно. «Все, что бывает у зажиточного горца, мы имели: крупный и мелкий рогатый скот, несколько лошадей, мельницу, правда татарскую, но все же она нам давала приличный доход, и имели мы богатейшую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев». «Добра своего достаточно, чужого мы не искали».

В 1901 году мирная жизнь семьи Зелимхана была нарушена. Все началось с того, что младший брат Солтамурад решил жениться. Он нашел невесту и по предварительному сговору сней, Солтамурад «похитил» ее. Начались переговоры о примирении сторон, но в дело вмешался хорочоевский старшина и заставил Гушмазуко и его сыновей вернуть девушку. А вскоре, при содействии того же старшины, Зезаг выдали за Шугаипа Элсанова, сына старшины аула Махкеты.

Оскорбленные Гушмазукаевы решаются отбить девушку. Гушмазуко и его сыновья – Зелимхан, Солтамурад, племянники – Алимхан, Ушурма и друг Солтамурада – Исраил направились к Элсановым, просить вернуть Зезаг. На этой почве произошла драка, в которой Шугаип Элсанов убил кинжалом Ушурму.

Гушмазукаевы решили отомстить, и убили главу семейства кровников – Элсана. По обычаю, на этом кровная вражда должна была прекратиться, но местная администрация решила дать делу ход, и началось следствие. Начальник участка, куда входило селение Хорочой, капитан Ханжалов, изобразил Зелимхана, его отца и двух двоюродных братьев закоренелыми убийцами. Всех отправили в тюрьму. Один из братьев Зелимхана умер в грозненской тюрьме, другой – в ссылке. Умер в это время и столетний Бехо.

Сам Ханжалов был глубоко ненавистен народу. В феврале и марте 1906 года три тысячи чеченских крестьян Веденского округа, собравшись в селении Устаргардой, обратились к генерал-губернатору с требованием убрать ненавистного начальника округа, грозя, в противном случае, восстанием. В анонимном письме на Ханжалова говорилось, что он «спокойно творит беззакония и, придерживаясь своему сребролюбию, берет себе солидные взятки по несколько сот рублей в каждый раз и для этой корыстной цели властью своей уничтожает безжалостно все, что на пути встречается препятствием».

На момент ареста Зелимхану было 28 лет. Сильный и волевой, он, совершив подкоп, сумел бежать. «Я, – писал он, – бежал из грозненской тюрьмы с единственной целью – отомстить виновнику всех несчастий нашей семьи, капитану Х., но он нашелся. Узнав о том, что я бежал, он прислал ко мне человека, который сказал, что капитан Х., сознает свою ошибку, очень раскаивается и просит у меня прощения и, кроме того, обещает меня не преследовать никогда. Я поверил его раскаянию и простил ему». Но вскоре Зелимхан понял, что начальник участка его обманул, хотя и уехал служить в другой участок. «Таким образом, – писал Зелимхан, – из мирного жителя селения Хорочой я превратился в абрека Зелимхана из Хорочоя, но не такого знаменитого, как сейчас».

Сам Зелимхан был человеком необразованным, и письма его, составленные на арабском языке, ему писали другие люди. Есть предположение, что это письмо в Госдуму писал сын генерала Курумова, Муса Курумов, бывший большим другом абрека.

Вместе с Зелимханом бежали его первые сподвижники – Муса Саратиев, Бейсултан Шаамиюртовский и Дики Шалинский. Вскоре последний из них был пойман в своем родном селении и выслан в Сибирь на 20-летнюю каторгу. Муса и Бейсултан были убиты кровниками.

Зелимхан никогда не трогал простых людей и даже русских офицеров, с которыми случайно встречался. Один офицер, охотившийся в окрестностях Мержоя, решил отдохнуть на хуторе, расположенном здесь же. Вскоре сюда приехало несколько всадников во главе с Зелимханом. Они вошли в дом, где находился офицер. После некоторого замешательства, один из абреков обратился к русскому офицеру: «Зелимхан говорит: как ты такой человек и ходишь один в горах, не боишься его», то есть Зелимхана. Затем добавил: «Ничего, пусть ходит, в горах тебя не тронет никто». Когда ближе познакомились, то, по словам офицера, «за стаканом чаю много говорили мы с ним, и признаться, он, простой чеченец, абрек, подчас задавал мне такие вопросы и такие темы затрагивал, что невольно ставил меня в тупик. Беседа шла касаясь многих вещей и лиц, но, к сожалению, по причинам, от меня не зависящим, не может быть опубликована… Расстались мы друзьями».

В 1906 году за поимку или убийство Зелимхана царские власти обещали награду в 3000 руб., а за его отца и брата – по 500. Об этом знали и чеченцы и казаки, но абреки свободно проезжали через военные посты и появлялись в селениях и на базарах. Казачьи пикеты часто встречались с абреками в горах, на дорогах, но с молчаливого согласия не трогали друг друга. Более того, с 1906 по 1908 годы ни один начальник поста, ни один рядовой казак не донес на Зелимхана высшим инстанциям.

Были сделаны попытки использовать для поимки Зелимхана шейхов и мюридов. В 1906–1908 годах эта привилегия была дана мюридам Али Митаева. Но эта затея ни к чему не привела – Зелимхан был желанным гостем и у мюридов Митаева и у мюридов Кунта Кишиева.

Дурной славой в народе пользовался помощник начальника Грозненского округа подполковник Добровольский, который буквально издевался над населением. Во многих селениях Чечни он держал за счет крестьян воинские отряды, арестовывал непокорных, преследовал родственников абреков. Зелимхан в своем письме в Госдуму писал: «Мой старый отец, уже вернувшийся домой, отбыл свой срок наказания и в особенности брат – самый тихий и добродушный из хорочоевцев – подверглись со стороны Добровольского всевозможным гонениям, аресту на продолжительное время, под тем или иным предлогом и прочим мелочам, пересказывать которые я вам сейчас не сумею, но которые, тем не менее, жизнь делают тягостною, а иногда невыносимою».

Далее Зелимхан повествует о том, как Добровольский встретил на дороге в Ведено его брата и приказал отобрать у него оружие. Солтамурад сказал, «что оружие его азиатского образца и выдать он его не может, так как повсюду его преследуют кровники. Добровольский привстал на тройке с винтовкой в руке. Солтамурад ударил по лошади и ускакал, начальник пустил ему вдогонку несколько пуль… Приехав в Грозный, Добровольский пожаловался начальнику округа, что брат Зелимхана оказал ему вооруженное сопротивление».

Солтамурад по совету Зелимхана покинул дом и ушел за пределы Чечни. Но его выследили, поймали в Дагестане и посадили в Петровскую тюрьму, где он пробыв около года, бежал к брату. К этому времени из тюрьмы вернулся Гушмазуко, взяв действия абреческого отряда в свои руки.

4 апреля 1906 года на Веденской дороге Зелимхан подкараулил Добровольского и убил его. В письме в Думу абрек писал: «За то, что он заставил сделаться абреком моего отца и брата, обругал меня скверными словами Добровольский поплатился жизнью».

Убийства чиновника такого ранга в Чечне еще не случалось. В бессильной злобе начальство арестовало жену Зелимхана и его брата Хасана, мирного и кроткого человека. Летом 1906 года население Веденского округа вышло из повиновения своим старшинам. Последние бросились с жалобами к начальнику Веденского округа подполковнику Галаеву. Старшины говорили, что в селениях нет порядка, жители не исполняют их приказов, не являются на вызовы в суд, не выполняют повинностей и не платят уже несколько лет подряд жалованья.

Волнения охватили и другие округа, населенные чеченцами и ингушами. Население Урус-Мартана, Старого Юрта, Бердыкеля, Исти-Су и Шали летом 1906 года обратились с письмом к наместнику Кавказа. В нем они потребовали самостоятельного выбора старшин с тем, чтобы жалованье им платила казна, а не крестьяне. Ремонт помещений аульского правления, содержание писаря, переводчика, сторожа и многое другое требует больших денежных средств, «которые мы должны извлекать из хозяйства своего, отнимая деньги эти от жен и детей наших». Писарями присылают людей «с потерянной репутацией, – жаловались крестьяне, – лишенные прав по суду». Писари занимаются поборами и взятками, выдают фальшивые удостоверения на ворованный скот. Кроме того, крестьяне жаловались, что с них уже 7 лет берут страховые деньги на случай пожара, но когда сгорает чье-либо строение, никто этих денег погорельцу не выплачивает.

Больше всех упорствовали в своем нежелании сотрудничать с властями крестьяне Веденского округа. Начальник округа Галаев, несколько раз пытался организовать в аулах сельский сход, но население игнорировало его приказы и не являлось на собрания. «Жители, – писал он, – не пожелали меня видеть, показывая этим, что не признают меня за начальника».
 
25 июня 1906 года в Грозном, на площади у Пушкинского училища, состоялся рабочий митинг. В числе делегатов прибыли и представители некоторых сел Чечни. Начальник округа вывел на площадь казаков и две роты Дагестанского конно-иррегулярного полка. Цель была ясна – устроить расправу над митингующими. Однако дагестанцы отказались стрелять в рабочих, и пообещали «даже, может, защитить от казачьего нападения». Рабочие и крестьяне-чеченцы, вооружившись подручными средствами, набросились на казаков и начали их избивать. Дошло до того, что казачьим конникам пришлось удирать от чем попало вооруженной толпы. Дагестанцы же «не шевелились, чтобы подать помощь сдавленным со всех сторон казакам».
 
В октябре 1906 года стихийные выступления чеченских крестьян вспыхивают в разных концах области. Восстает селение Макажой, жители которого забросали камнями отряд начальника 5-го участка Владиславского, спешившего усмирить население. Через несколько дней, в селении Шарой, ночью кто-то выстрелил в закрытое ставнями окно дома, где жил Владиславский и тяжело его ранил. Перепуганный не на шутку, он навсегда покинул Веденский округ.
 
Для подавления волнений в Веденский округ были направлены батальон пехоты, две сотни казаков и горная артиллерия. Бунты во многих селениях были задавлены. Непокорными по-прежнему оставались аулы Макажой, Нижалой, Нихалой и Хой. 18 декабря артиллерия карателей накрыла эти селения своим огнем; часть жителей бежала, часть была арестована и выслана в Сибирь.
 
Недовольство своей администрацией проявили жители Урус-Мартана. В феврале 1907 года они обратились к наместнику Кавказа с требованием убрать своих представителей власти и заменить их достойными людьми: начальник участка «для нас недоступен, – писали они, – да и вообще его деятельностью мы недовольны, так как она по существу крайне вредна». Требовали крестьяне и замены русских писарей на грамотных чеченцев, а также просили, чтобы конвой начальника округа составляли чеченские всадники, «нам легче было бы ориентироваться при явке в учреждение к начальнику, так как нас казаки толкают в шею». Не пропустили крестьяне и вопроса о взяточничестве: «Зло это взяточничество, существование которого несомненно уже из того, что самые порочные люди наши у начальства на первом счету и лучшие люди». «Жалобы на начальника, – писалось далее, – всегда отзываются на нас самым пагубным образом… При теперешнем начальстве нам живется очень и очень плохо и горько, чем когда-нибудь в течение полвека».
 
Доведенные на своей собственной земле до нищеты и разорения, чеченцы, в то же время видели, с каким достатком живут казачьи станицы, расположенные на землях, отобранных у горцев. И эта несправедливость вызывала в чеченцах законное чувство мести, иногда вырывающееся наружу в виде крайней жестокости. Так, например, в августе 1907 года, обозленные своим бесправием, жители селения Верхний Наур обрушивают свой гнев на экономию Мазаева, где учиняют настоящую резню. Мазаевы заслужили эту вспышку народной ярости не потому, что им «посчастливилось» родиться русскими, а потому, что они своими махинациями с местным начальством практически закрыли чеченским стадам путь за Терек.
 
В 1907 году Зелимхан бросает вызов начальнику Веденского округа Галаеву. Он пишет ему письмо, в котором предлагает Галаеву поймать его любыми способами – «полицией, подкупом, отравлением, чем только он хочет».
 
Весной, в самый час пик вечернего движения по главным улицам Грозного Зелимхан тихо и спокойно ограбил ювелирный магазин, который помещался в самом центре города, рядом с квартирой начальника округа и его управлением, где дежурил целый пост милиции, и всего в 400 шагах от казармы сотни казачьего полка.
 
При удачном набеге на богачей Зелимхан раздавал деньги и скот крестьянской бедноте и семьям чеченцев, сосланных в Сибирь. «Хозяйства как сосланных, так и заключенных совершенно разорились, – писал абрек, – жены и дети их живут подаянием добрых людей, да тем, что я иногда уделяю им из своего добра после удачного набега».
 
Вообще, среди чеченцев абреки пользовались особым уважением. Любая чеченская семья считала своим долгом оказать им всяческую помощь и поддержку, даже если ей это грозило серьезным наказанием. Чеченский абрек вообще отличался от абрека у осетин или, скажем, у грузин. Если у соседей институт абреков появился под влиянием классовой борьбы, то в среде вайнахских народов, лишенных классовых сословий, это явление было, по большей части, результатом национально-освободительного движения. И, соответственно, не имело тех внутринациональных очагов подавления, которые могли быть организованы господствующим классом. Иными словами, в Чечне для уничтожения абречества русским властям мало было на кого положиться. Более того, отношение населения к абрекам, когда каждый из них чувствовал на себе заботу и поддержку, давало почву для роста и развития этого движения.
Не взирая на все карательные меры царской администрации, на все ее экзекуции и погромы, чеченцы не видели в абреках причины своего бедственного положения. Абреки же, в свою очередь, старались всячески компенсировать понесенный мирным населением урон, выделяя ему часть своей добычи. Такой порядок вещей был заведен еще в древнейшую эпоху, в период военных походов на равнину, когда вайнахи были отрезаны кочевниками от плодородных плоскостных земель и основным средством к существованию у них оставался набег – быстрое распределение материальных благ.

Царские агенты также подтверждали, что большинство абреков не обогащается, а раздает все деньги беднякам. Даже родственникам Зелимхана ничего не доставалось из добычи.

Говоря о Зелимхане, хочется подчеркнуть и его политические взгляды. Это немаловажный вопрос, поскольку характеризует всю его деятельность, имевшую яркую направленность и отрицавшую хаотичность действий абрека. В своей идеологии Зелимхан был сторонником той части национальной интеллигенции и буржуазии, которая стояла на позиции национально-освободительного движения. Идеалами абрека были герои прошедшей Кавказской войны. В сумке Зелимхана, случайно потерянной им, кроме прочих вещей были найдены почтовые открытки с изображениями имама Шамиля, Хаджи-Мурата и чеченских наибов. Огромное влияние на Зелимхана имел Муса Курумов, представитель новой чеченской элиты, придерживавшейся сепаратистских взглядов. Начальник Грозненского округа сообщал в область, что когда Зелимхан хотел взять в плен проживающую в Грозном семью ротмистра Донагуева, то его план был «отклонен интеллигентом из туземцев, имеющим громадное влияние на Зелимхана». Своим приближенным и всем горцам, с которыми абрек встречался, он часто говорил о скором прибытии из Дагестана «большого шейха, который будет воевать против гяуров».

Обеспокоенные развитием абреческого движения, царские власти пустили в ход все средства для поимки и уничтожения абреков. Подкупы, повальные экзекуции, облавы и военные походы в горы стали обыденным явлением в Чечне. Начальство реагировало на любое донесение о местонахождении абреков.

Летом 1907 года волнения вновь охватили Веденский округ. Начальство дало населению семидневный срок, чтобы водворить в округе порядок, на что крестьяне ответили: «никаких сроков не нужно, так как они ни под какими угрозами не подчинятся требованиям». В наказание за неповиновение, во всех крупных населенных пунктах были поставлены войска, а на дорогах усилены посты и пикеты. Начальник округа Галаев «сразу выслал из Веденского округа 500 человек якобы за воровство, которые вернулись в качестве абреков и наводнили весь Веденский район…».

В декабре 1907 года жители Шаами-Юрта начали самовольную порубку леса, переданного царскими властями станице Ассиновской. Причем подобные самочинные рубки казенных и частновладельческих лесов в Чечне были не редкостью – населению хронически не хватало строительного и топливного дерева. Тогда в декабре 1907 года на жителей Шаами-Юрта наложили штраф в размере 2811 руб., причем срок уплаты поставлен был заведомо нереальный – 3 месяца.

Индарби БЫЗОВ

abrek.org