Рассказ автуринского старца Магомеда о последней встрече Баматгири-Хаджи и Зелимхана:

Баматгири-Хаджи был женат на моей сестре Аругаз, и я довольно часто наведывался к своим родственникам. Иногда к ним приходил Зелимхан Харачоевский, он был примерно моего возраста, хотя на вид казался даже моложе меня.

Как-то, за десять дней до ареста Баматгири, я находился, как обычно, у них в гостях. Приехал и Зелимхан, которому все в доме обрадовались. Не успели мы рассесться вокруг стола, накрытого всевозможными кушаньями, как раздался сильный стук в окно.
          – Вы дома? – донеслось с улицы.
          – Дома! Если будешь заходить, то лучше в дверь, не через окно, – пошутил Хаджи.

Вошел стражник-чеченец (имени его не знаю) и сказал:
          – Прошу прощения… Меня прислал русский полковник. Сказали, что у вас находится Зелимхан. Ваш дом окружен, и его необходимо обыскать.
          – Имеете право, – ответил Баматгири. – Скажи им, пусть заходят. Ищите, смотрите, никто не против…
       
В моем присутствии в дом вошли пятеро русских солдат и двое чеченцев. Они осмотрели три смежные комнаты, а потом и комнату Хаджи. Снова попросив прощения у хозяина дома, незваные гости ушли. Все это время Зелимхан не сдвинулся со своего места, и даже своего разговора за чашкой чая собеседники не прерывали. Правда, я не очень-то удивился случившемуся, потому что знал за Хаджи и более удивительные вещи.

Баматгири сказал гостю:
        – Зелимхан, ты приехал издалека. Скажи, что привело тебя ко мне?
        Харачоевец тогда ему рассказал:
        – Хаджи, Эти Яндаров передал мне сегодня неприятнейшее сообщение: из-за меня, говорят, собираются выслать из Чечни и Дагестана десять хаджи и алимов; говорят, если я сдамся властям, вероятно их и не станут выселять. Как можно допустить, чтобы из-за меня одного пострадали вы все? Если бы ты благословил меня, я сдался бы властям. Вот за этим я и пришел к тебе из Ингушетии.

Затем Зелимхан добавил:
        – Я слышал от моего деда Бехо: Ермолов как-то пленил сто чеченских молодцев, достойных мужей, и объявил всему чеченскому народу, что обезглавит их всех, если Бейбулат Таймиев не явится к нему с повинной; если же тот придет к нему, обещал отпустить всех пленников. Таймиев облачился в форму хаджи, совершившего паломничество в Мекку, намотал на голову чалму, прилепил на лицо накладную бороду и явился в ставку Ермолова. Его караульным он доложил, что пришел к Ермолову с важным сообщением от Бейбулата Таймиева. Затем он предстал перед грозным правителем Кавказа и задал ему прямой вопрос:
        – Ермол, это правда, что ты обещал отпустить сто плененных чеченцев, если тебе отдадут Бейбулата Таймиева для суда?  
        – Да, это чистая правда! Есть такой приказ. Тут Таймиев снял с головы чалму, бороду и бросил их к ногам Ермолова со словами: Я - Бейбулат Таймиев! Ермолов поначалу растерялся от неожиданности и мужества Таймиева, но, как и обещал, отпустил всех пленников. Невероятно, но вместе с ними был отпущен и сам отважный Бейбулат Таймиев.
        – Самое ценное и значимое – это жизнь по ту сторону, загробный мир, ниспосланный нам Создателем, все мы рано или поздно в нем окажемся. Все мы во власти Аллаха! И я никогда не терял надежды, что окажусь в рядах тех, над которыми смилостивился  Всемогущий Аллах. С твоего позволения я сдамся царской власти, подготовившись к достойной смерти, – закончил свою речь Зелимхан.

Слово взял Баматгири:
        – Зелимхан, я вижу, что сегодня из-за тебя власти проявляют по отношению к населению необузданное насилие, сажают людей в тюрьмы, ссылают. Но если все это положить на одну чашу весов, а на другую – ту неоценимую помощь и поддержку, которую ты оказываешь малоимущим и нуждающимся людям, обездоленным и сирым, то второе ценнее. А если учесть, что благодаря тебе царские чиновники, особенно из числа чеченцев и ингушей, в том числе старшины аулов, поубавили свои активность и насилие, прекратили откровенный грабеж населения, то об этом и говорить не приходится. Это правда, что тебе сказал Эти Яндаров, и я об этом знаю. Но учитывая те добрые дела, которые ты совершаешь для всех наших страждущих людей, я не хотел бы, чтобы народ хоть на один день потерял своего защитника и борца против произвола царской власти. Другое дело, если тебя настигнет роковой час; тут уже никуда не денешься, от того, что предписано Всевышним, никуда не уйдешь. Ты видел, как только что ушли ни с чем твои преследователи? Ушли потому, что твой час еще не настал. Одним словом, я не одобряю твое намерение сдаться. Нас, некоторых хаджи и алимов, в любом случае должны сослать. Но ты и не думай о том, что ты виноват в чем-то.

Услышав такое, Зелимхан заметно повеселел и, попросив у Хаджи позволения уйти, встал из-за стола. Баматгири проводил его на улицу до калитки и, прежде чем попрощаться, сказал:
        – Зелимхан, я ведь знаю, ты же еще о чем-то хотел посоветоваться со мной. Но смотрю, ты собрался уезжать, не коснувшись, не поднимая второй темы.
        Зелимхан промолчал. Он только попрощался и тронулся в путь. Хаджи смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду, а затем улыбнулся и сказал мне:
        – Вчера ночью у Зелимхана родился сын. Он хотел назвать его именем нашего Али, но ему это показалось неудобным. И он об этом думал. А я вчера ночью сразу же нарек его самого младшего, родившегося последним из детей сына именем Умар-Али. Зелимхан всегда сильно тянется к нам, дорожит нашими отношениями. Впоследствии я узнал, что Зелимхан мечтал стать отцом еще и третьего сына и назвать его Умаром. Но Хаджи знал, что родившийся у него вчера сын – последний ребенок в его семье, поэтому и назвал мальчика двойным именем, как бы выполняя волю и желание его отца.

Через две недели после этого Баматгири и несколько других известных религиозных деятелей выслали из Чечни и Ингушетии. С согласия Баматгири я тоже взял на себя несуществующую вину и отправился вместе с ним в Калугу, провел там шесть-семь месяцев, по мере своих сил и возможностей помогая хаджи и алимам в их быте.

Когда меня освободили, и я собрался в дорогу домой, провожать меня пришли самые лучшие люди нашего народа, это были шалинец Сугаип-Мулла, автуринец Баматгири-Хаджи, Докку из Давлетгирей-Юрта, Кана-Хаджи с Притеречья, Батал-Хаджи из Ингушетии, Умар-Хаджи из Анди и многие другие. Самый ученый и самый уважаемый среди них, шейх Сугаип-Мулла, похлопал меня по спине и сказал:
        – Магомед, ты доедешь до нашей отчизны здоровым и невредимым. Тебе одно поручение от нас – смотри не забудь и выполни его. Наш народ натерпелся всяких бед, да и сейчас терпит. Как окажешься среди него, передай ему наш завет:
        – Братья и сестры! Говорите и распространяйте всегда хорошее. Скрывайте плохое, а того же, кто его распространяет, останавливайте и убеждайте не делать этого. Уважайте друг друга, помогайте нуждающимся и обездоленным людям. Избегайте сплетен, не рассказывайте того, чего вы сами не слышали и не видели. Знайте, что точно так же, как вы уважаете друг друга, Аллах уважит вас. Если вы будете сплоченными, власть не будет вас чрезмерно угнетать, но если между вами не будет взаимопонимания и согласия, если Аллах разгневается на вас, тогда и власть вас задавит!

В заключение Сугаип-Мулла сказал:
        – Знайте, что терпение и все хорошее – от Всевышнего, а всякая горячность, вспыльчивость, несправедливость – от шайтана. Смотрите, всегда, как бы там ни было, говорите только правду и ничего кроме правды! Лжи не говорите! Самым любимым и почитаемым качеством людей Аллах считает справедливость. Знайте, что скоро Россия встанет на справедливый путь! А ты, Магомед, доедешь до дома, проживешь много лет. Нет никакого сомнения в том, что твоя и наши могилы будут на Кавказе; обрадуй наших братьев этим известием. Пусть Аллах сделает твою дорогу счастливой!  

Сугаип-Мулла еще раз похлопал меня ладонью по спине; я обнялся со всеми, кто пришел меня провожать, и отправился в путь. Надо сказать правду: то поручение, тот завет, который шейх Сугаип-Мулла передал мне от имени всех своих товарищей, я выполнял до сегодняшнего дня и буду это делать впредь, пока не покину этот бренный   мир, – с этими словами Магомед закончил свой рассказ.

Растрогавшись от услышанного, я обнял Магомеда как дорогого и близкого друга, шурина Баматгири-Хаджи (в народе его называют еще Овда). Это было зимой 1961 года. Я познакомился с Магомедом в Аргуне, в переполненном маршрутном автобусе, следовавшем в село Махкеты; он рассказывал пассажирам автобуса о наказе Баматгири-Хаджи, сделанном много лет назад. Путем расспросов я узнал поближе этого старца. Оказывается, он как авторитетный и уважаемый человек посвятил себя богоугодному делу – примиренчеству. Скончался Магомед в пути, возвращаясь с очередного примирения кровников.

/Оьрсийн матте гочйинарг - Цинцаев Хаваж/

Источник: Из книги Мусы Бакарова "Воспоминания об абреке Зелимхане". Она и ещё одна глава не были включены по известным причинам в оригинал книги на чеченском языке, вышедшей в 1990 году.

abrek.org