ДАЙДЖЕСТ ПРЕССЫ:

Есть книги, которые занимают и в жизни вообще (т.е. в истории), и в жизни читателя особое место. 

В чеченской литературе тоже есть такие книги. Правда, их немного, но они есть. В далеком 1990 году, когда «страну рвало - она, согнувшись пополам, искала помощи» и не за горами был тот день, когда танки будут давить не только лотки и овощи, но и людей, в Чечено-Ингушском издательско-полиграфическом объединении «Книга» скромненьким тиражом (это сейчас 3000 экземпляров считается солидным выпуском), облаченная в тоненькую, мягкую обложку, которая от частого «ношения», то бишь пере-читывания, превращалась в лохмотья, выходит одна из таких книг - «Обарг Зеламхех дагалецамаш» («Воспоминания об абреке Зелимхане»). Автор - Муса Бакаров.

Книга эта в читательских кругах нашей республики вызвала (и до сих пор вызывает) живой интерес. Во-первых, впервые в истории чеченского народа один из лучших его сыновей показан не со страниц литературно-художественного произведения и не в сказаниях народного эпоса, в коих вымысел порой преобладает над правдой: Зелимхан Харачоевский предстает перед читателем во всей той исторической достоверности, что донесла до Бакарова память людей, которых ему посчастливилось интервьюировать и которые знали народного героя лично. Во-вторых, оставаясь книгой-документом, «Воспоминания об абреке Зелимхане» демонстрируют безупречный чеченский язык, где гибкое сочетание простых слов вызывает абсолютно физическое восприятие повествования, тем самым превращая речь рассказчиков в факт высокой литературы. И, как мне кажется, впервые в нашей словесности стиль и язык книги Бакарова вырывается за «красные флажки» языка литературы социалистического реализма, сознательно наложенного или бессознательно заимствованного чеченскими писателями. И все это, в совокупности, есть тот редкий случай, когда автору удается в своей книге выходить за рамки собственных намерений.

В 1990 году у меня за плечами был зачитанный буквально до дыр роман Магомеда Мамакаева «Зелимхан», с известным и ставшим в наши дни крылатой фразой первым предложением (неким аналогом французскому «шерше ля фам» - «ищите женщину»): «Дерриге а доладелира Харачуьра Хушаллин хаза йо1 Зезаг бахьна долуш» («Все началось из-за дочери Ху- шаллы из Харочоя - красавицы Зезаг»). Были еще пара илли об абреке из Харачоя, вычитанных в фольклорных сборниках. Временами попадались газетные статьи, в которых, собственно, ничего нового и не было, лишь изредка встречалось странное словосочетание - «благородный разбойник». Задавался вопросом: неужели это все, чем мы располагаем о Зелимхане? Неужели ничего больше (и более) подлинного не дано узнать о жизни и трагической судьбе этого человека? Неужели факты кончились, полностью предоставив поле деятельности воображению?..

Век старый уходил - до его кончины оставалось совсем немного. 

Век старый умирал - никто не догадывался, что закат одного века и рассвет нового будет обагрен кровью чеченского народа. Никто не догадывался, что век, длившийся для чеченского народа целую вечность, не собирается сбавлять свою кровавую поступь и в последней агонии изрыгнет столбы красного огня... Никто не догадывался. Шел 1990 год. В Чечено-Ингушском издательско-полиграфическом объединении «Книга» выходит книга «Обарг Зеламхех дагалецамаш» («Воспоминания об абреке Зелимхане»). Последняя чеченская книга ХХ века. Автор - Муса Бакаров.

Бакаров Муса родился в 1924 году в горном селении Махкеты Веденского района. Заканчивает семь классов Сельмен-Таузенской средней школы. До выселения работает почтальоном. В годы ссылки меняет множество профессий: был заведующим магазином, аппаратчиком на заводе города Алта Актюбинской области Казахской ССР, заготовителем. С 1957 по 1959 годы - председатель колхоза им. Орджоникидзе, затем - инспектор райфинотдела. По возвращении на родину с 1966 вплоть до 1989 года работает начальником районной станции защиты растений Веденского района. Имеет незаконченное высшее образование по специальности «агроном». Награждается юбилейными медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг», почетными и похвальными грамотами. Избирается народным депутатом Махкетинского сельского совета. Многие годы является внештатным корреспондентом газеты «Колхозная жизнь». Публикуется в республиканской печати.

Вот так пишется книжно-газетно-журнальная биография, где за холодным и расчетливым порядком букв, слов и цифр теряется подлинная человеческая жизнь с ее частыми печалями и редкими радостями. А вместе с тем, Мусе не было и года, когда его отец, Усман, разошелся с его матерью Умидат. У малыша было несколько кормилиц, каждую из которых впоследствии взрослый Муса будет любить и уважать, как родную мать, а детей их считать братьями и сестрами.

После развода с матерью Мусы отец Усман женится еще несколько раз, и не всегда отношения пасынка с мачехами складываются удачно. С восьми лет он воспитывается дедом Бакаром, человеком поистине большого ума, чести и справедливости. Бакар был другом известного на всю Чечню ученого-богослова Суайпа Гайсумова и, будучи неординарной личностью, не смог спастись от жерновов сталинских репрессий: в начале тридцатых годов прошлого века его в должности председателя сельского совета села Сельментаузен арестовывают за то, что он не проводит на местах политику раскулачивания, повторный арест заканчивается трагически - в 1939 году Ильясов Бакар был расстрелян в Грозненской тюрьме (реабилитирован в 1990 году).

Юному Мусе на тот момент четырнадцать лет, но он уже смотрит на мир глазами взрослого человека. Уже в этом возрасте прекрасно разбирается в людях, оценивает человека не по богатству и привилегиям, а только по нравственным качествам, терпеть не может лжи, лицемерия, высокомерия и трусости. В детские и юношеские годы ему приходится вступать в частые драки со своими сверстниками, защищая слабых детей. Характер парня, закаленный в трудностях и лишениях, проявляет себя с лучшей стороны: так как со словами «тяжелый физический труд» Муса знаком не понаслышке, с 13-14 лет ему приходится «выходить в люди», с огромной любовью изучает он историю свой родины, слушает и собирает предания и легенды о национальных героях. Главной «страстью» Мусы Бакарова становится сбор фактов из жизни Зелимхана Гушмазукаева из Харачоя. Хотя Муса и начал интересоваться и расспрашивать о Зелимхане еще в раннем возрасте, но официально «точкой отсчета» принято считать 1940-й год - год, когда Муса, несмотря на феноменальную память, начинает записывать свои беседы на бумагу. Одним из первых его рассказчиков был старейшина из села Махкеты- Шабаз, сын Суайпа. Шабаз был женат на матери Мусы Умидат Хаджимурадовой - в марте 1944 года они оба погибают от голода в казахстанской ссылке.

Книга длиною в жизнь. 

Вряд ли пятнадцатилетний Муса, когда он только-только начинал записывать свои беседы с людьми, знавшими Зелимхана и о Зелимхане, думал о том, что в будущем его труды выльются в отдельную книгу. А с годами, поставив перед собой твердую задачу сдать рукопись в типографию, Бакаров начинает сомневаться в реализации этого проекта -советская идеологическая система в только что возрожденной Чечено-Ингушской АССР предпочитает замалчивать о Зелимхане, а в некоторых случаях даже очернять. По этому поводу в 1965 году Бакаров пишет письма в разные правительственные инстанции. Первое письмо было направлено в Верховный Совет ЧИАССР, а через год на имя первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС тов. Титова и второго секретаря обкома тов. Чахкиева Бакаров пишет:

«В начале 1957 года Чечено-Ингушская республика восстановлена в таких же правах, как и все остальные автономные республики СССР. Каждая нация имеет право гордиться своими национальными героями, несмотря на давность их подвигов.». Бакаров обращает внимание партийных чиновников на лживый пасквиль, опубликованный в газете «Красное Знамя» за № 41 от 4 апреля 1965 года под заголовком «Конец жизни Зелимхана».

Бакарова возмущает и то, что после возвращения чеченцев на родину из краеведческого музея республики исчезли экспонаты, связанные с Зелимханом, которые там находились до февраля 1944 года. В частности, это был большой портрет абрека, где он изображался в полный рост, и его военные снаряжения. И даже после того, как некоторые экспонаты чеченского музея были возвращены из сопредельных республик обратно в Грозный, «коллекция Зелимхана» долго еще пылилась на складе - кто-то очень не хотел выставлять это на всеобщее обозрение.

Язык книги (и снова язык) -живой и яркий, звучит без всякой натуги - живописно, но, вместе с тем, без излишней живописности, предельно кратко, афористично. Ощущение такое, как будто читатель присутствует и слышит речь стариков-рассказчиков, так как в их словах нет ни одного или почти ни одного лишнего слова - отжимают жир, оставляя одни лишь мышцы. Такое впечатление, как будто именно перед тобой сидит Саид Тумхаджиев и, протирая старческие слепые глаза, рассказывает о том, как он входит в пещеру, где находится Зелимхан, окруженную со всех сторон бесчисленным количеством царских солдат, в числе которых есть предатели и доносчики чеченской национальности. Живой картиной встает перед глазами сцена диалога Зелимхана с Саидом, где нас, читателей, словно бы ставших очевидцами, поражает мужество и спокойствие человека, обреченность которого не вызывает сомнения - вход в ущелье (он же и выход) держат под прицелом ружей сотни и сотни солдат. Саида засылают в пещеру с ультиматумом от русского офицера:

-Говорят, что этот враг государя, бандит Зелимхан, который уже сидит в моем «кармане», из всех харачоевцев больше всех доверяет тебе. Ты сейчас зайдешь в пещеру и расскажешь ему все, что ты здесь видишь: скажи, что пещера взята в тройное кольцо, скажи, что стоят две цистерны с керосином, чтобы его оттуда выкурить, также скажи, что на рассвете подоспеют еще войска. Как есть расскажи ему все, и пусть он сдастся живым, иначе я разорву его на мелкие кусочки.

Грустный и удрученный, Саид, проклиная того, кто донес на него как «на человека, которому Зелимхан доверяет больше, чем кому-либо из харачоевцев», направляется в сторону пещеры. Зелимхан встречает его с распростертыми объятиями. Саид рассказывает все, что ему пришлось увидеть за пределами каменных и сырых стен. Зелимхан начинает расспрашивать Саида. Расспрашивает о том, как тот справляется с хозяйством, удалось ли приготовить на зиму сена, расспрашивает о здоровье жены и о многом другом, вплоть до того, что интересуется младшим сыном своего незваного гостя: «Вырос ли Аббаз?» Саид, даже через пятьдесят лет после тех событий, в беседе с Мусой Бакаровым не перестает удивляться стойкости духа человека, за которым долгие годы петляла смерть и которая, кажется, сейчас настигла окончательно.

-Можно было подумать, что я пришел к нему в гости совсем при других обстоятельствах, - рассказывает Саид Гумхаджиев, - так, как обычно приходят в гости. Я был поражен его безмятежностью, его спокойствием, тем, что он нисколько не был потерян или растерян...

Говоря о языке книги «Воспоминания об абреке Зелимхане», о том, что это яркий, живой, колоритный, краткий и афористичный язык, в котором рассказчики вылущивают золотые слова-зерна, отбрасывая кочерыжки, в доказательство всему этому можно привести хотя бы переведенные мной последние слова из рассказа старика Саида. В чеченском тексте вместо этих «безмятежностей», «спокойствий», «нерастерянностей» и «непотерянностей» старец приводит одно емкое словосочетание - «дог меттахь». В буквальном переводе это звучит, как «сердце на месте».

Да, действительно, только человек, у которого сердце на месте, мог расспрашивать про будничные и хозяйственные заботы своего несчастного собрата, пытаясь тем самым успокоить его, хотя над ним самим в эти часы кружила смерть. Только человек, у которого «сердце на месте», мог, провожая в эту ночь своего гостя, попросить того передать чеченцу Хаджи, находящемуся в русском стане, «запомнить этот день». Только человек, у которого «сердце на месте», мог на рассвете уйти из пещеры, из которой невозможно было практически выйти, оставив с носом такое огромное количество войск. А ровно через три года после той ночи, 26 сентября 1913 года, старый (не по количеству прожитых лет - ему только-только перевалил четвертый десяток, а по состояниею души), немощный и больной, похоронивший за столь долгие тринадцать лет абречества убитыми отца, двух братьев, самых верных своих друзей и товарищей, потерявший родной кров и лишенный всякой возможности мирной и спокойной жизни, с неизбывной тоской по своей семье - жене, двум сыновьям и двум дочерям, покинутый всеми и оставшийся в полном одиночестве, Зелимхан, сын Гушмазуки из Харачоя, читая самому себе отходную молитву - суру «Ясин», вступит в свой последний бой.

В книге Мусы Бакарова приведены уникальные факты из жизни абрека. 

Бакаров имеет беседы с Бехо из Ачхой-Мартана, с Дики из Малых Атагов, с Башировым Ахмадом из Аксая, с немцем Адольфом Миллером из Моздока, с дочерью Зелимхана - Медни, с аварцем Али. Старец Исал из селения Малые Атаги делится с Бакаровым доселе неизвестной историей о скандальной встрече Зелимхана с нефтяным магнатом Тапой Чермоевым. А случай, рассказанный самим Зелимханом Саиду Гумхаджиеву о своем «противостоянии» с другим Зелимханом - смелым и горячим джигитом из Гелдагана - фантастическая история отчаянной храбрости и человеческой мудрости.

Речи Зелимхана завораживают. В них столько философии, юмора, тонких и острых житейских наблюдений, что на ум приходят слова поэта в перефразированном виде: если не был бы он абреком, то, наверно, был.

Книга длиною в жизнь - это не метафора.

Муса Бакаров, действительно, писал ее всю жизнь. Сбор и компоновка материалов для будущей книги заключались не только в том, чтобы искать и находить людей, знавших Зелимхана лично, но и во многих случаях носили этический характер - собеседники Мусы были людьми преклонного возраста, что порой после многочасовой беседы, когда, казалось, все исчерпывающе сказано и рассказано, Муса обязательно вспоминал, что забыл спросить что-то, что для него было очень важным. И только своим природным обаянием и порядочностью ему удавалось зажигать каждый раз слабо тлеющие огарки старческой памяти.

В 1990 году книга наконец увидела свет. Если применить модное сейчас слово «бестселлер», то о «Воспоминаниях об абреке Зелимхане» вполне можно сказать как о книге- бестселлере, второй после «Долгих ночей» Абузара Айдамирова. В скором времени на просторах некогда всесильной коммунистической державы заговорили о парадах суверенитетов. Затем развал СССР. Революционные настроения в Чеченской Республике.

Первая военная кампания в Чечне.Эта война стала для Мусы Бакарова той болью, которой так и не суждено было зажить в его душе. 25 октября 1995 года гражданский автомобиль, в котором находился Муса и его товарищ, в упор расстреливается с вертолета федеральных сил. Муса, нисколько не думая о себе, читает молитву над своим умирающим товарищем, и только подоспевшие к месту трагедии другие чеченцы обращают внимание, что сам он истекает кровью. Первый населенный пункт по дороге - это Шали. В мчащейся на полной скорости машине слышно, как Муса шепчет аяты из суры «Ясин». Он абсолютно спокоен и хладнокровен, и только на больничной каталке шалинской больницы успевает дочитать последние аяты «Ясина». И вслед за этим отходит - сердце на месте, просто оно перестает биться.

Источник: г-та "Аргун" от  14 августа 2023 г. N17

abrek.org