Абрек Зелимхан: участь быть героем
ДАЙДЖЕСТ ПРЕССЫ:
|
Посланник Аллаха (мир и благословение ему) сказал: «Я одно время запрещал вам посещать могилы, теперь же можете посещать их - это напомнит вам о вечности».
Картина известного московского художника З.Аласханова «Дань предкам» затрагивает эту же тему - здесь представлено взору зрителей древнее мусульманское кладбище. Что, как не кладбище сможет напомнить людям о бренности земного бытия и скоротечности жизни? Картина входит в знаменитый цикл, созданный художником в 2013году в ознаменовании столетия со дня гибели его прославленного земляка – легендарного Зелимхана Харачоевского, убитого царскими войсками 27сентября 1913 года. Вся жизнь этого человека прошла в непримиримой борьбе с произволом властей. Наивно полагая, что убийствами можно искоренить существующее в мире социальное зло, Зелимхан был непреклонен в своих убеждениях. Однако временами в нем закрадывалась мысль о тщетности и бессмысленности подобного противоборства. Ведь против него одного была пущена целая армия, весь чиновничье-полицейский аппарат империи. Российская машина насилия безжалостно уничтожала любое инакомыслие, подавляла любое стремление к свободе. На место одного убитого военного приходили другие, еще более жестокие, беспощадные и коварные. И Зелимхан, вопреки всему вынужден был продолжать борьбу. Не мог он спокойно смотреть, как царская администрация творит беззакония в отношении его соплеменников, являвшиеся в глазах первой дикими туземцами и отъявленными головорезами. Его уделом по-прежнему оставалось противостояние злу, которое как он считал, шло именно от царской администрации. Зелимхан уже не принадлежит себе. Он – орудие возмездия и одному Всевышнему известно, как долго это орудие будет в действии. И еще он прекрасно отдавал себе отчет в том, что обречен.
Во время работы над данной статьей, мы разговорились с человеком, который кивнув на разложенные мною книги о Зелимхане, с искренней горечью произнес: «Герой и большой бедолага одновременно. Каким же он был несчастным. Как же они его мучили. За что же выпала ему такая доля?» Эти слова потрясли нас. Если мы прежде рассматривали Зелимхана только как дерзкого и отчаянного храбреца, эта сторона дела как-то не была взята во внимание, во всяком случае, недостаточно. А ведь и впрямь, каким же несчастным он был этот неустрашимый абрек. Ведь жизнь у человека только одна и дана она Всевышним для радости, для созидания, для счастья и любви. А много ли этого было отпущено Зелимхану? Почти ничего. Только смерть близких, страдания родных, муки и слезы жены и детей. Под силу ли выдержать такое простому человеку, да и непростому тоже? Откуда он черпал эти силу, что питало его, позволяло вновь и вновь несмотря ни на что, даже на собственные ранения и болезни продолжать начатое, идти по тропе мщения пока смерть не остановит его?
В картине воссоздана памятная сцена из жизни абрека Зелимхана. Композицию произведения образуют три главных объекта: фигура абрека, стоящего спиной к зрителю, две каменные могильные стелы - чурты и горы. Сразу приходят на ум пронзительные строки из стихотворения В.А.Жуковского «Сельское кладбище»:
Под кровом черных сосен и вязов наклоненных,
Которые окрест, развесившись, стоят,
Здесь праотцы села, в могилах, уединенных
Навеки затворясь, сном непробудным спят
Серый тон черкески, облаков, кладбищенской изгороди объединяется в единую колоритную симфонию с охрой скалистых отрогов горы и щедрой изумрудной растительностью вершин и ущелья. Зелимхан прибыл на родовое кладбище. Его непокрытая голова слегка наклонена вперед, он словно ведет мысленный диалог с предками. О чем он думает? О чем желает им поведать? Быть может, просит прощения за выбор опасного пути, за оставленных жену и детей? Примечательно, что к месту упокоения предков, отважный герой пришел без оружия - оно здесь неуместно. Полуметровые могильные камни грубо обтесаны, они сужаются кверху и приобретают сходство с застывшими людьми. Они выразительны и печальны одновременно. Возможно, Зелимхан в глубине души отождествляет себя с ними, и очевидно понимает, что он, подобно этим изваяниям обречен застыть навсегда. А ведь как счастливо начиналась его жизнь- любимая жена, дети, дом - полная чаша, свой земельный надел, возможность спокойно жить, трудиться, растить детей. И все оборвалось в одночасье. Какой злой рок витал над домом Гушмазукаевых, чьи проклятья уничтожили эту уважаемую трудолюбивую, добропорядочную семью?
В книге Ибрагима Джабирова, не являющемуся почитателем харачоевского абрека, что отчетливо видно с первых страниц книги, приводится очерк царского полковника В.Козачковского «Зелимхан», написанный на основе воспоминаний. Кстати сказать, В. Козачковский не самый авторитетный из тех, кто писал когда-либо о Зелимхане, так как не свободен от предвзятости и субъективности оценок. Но у И.Джабирова, видимо, имелась определенная цель, и для осуществления таковой самым подходящим оказался именно полковник В.Козачковский. В этом очерке Козачковский дает свою трактовку начала «разбойничьей карьеры», как он выражается, абрека Зелимхана. Помимо всего прочего, вышеупомянутый автор «приводит сведения об историческом роде Зелимхана», на котором, якобы, лежала печать заклятья. Вот что он пишет: «Сохранилось не только предание, но воспоминание стариков, что Шамиль проклял его и приказал стереть его с лица земли, не щадя даже беременных женщин. Однако единственному со всего рода деду Зелимхана удалось бежать из башни при помощи подкупа и скрыться от гнева Шамиля» [3, с.182-183]. В.Козачковского, как царского полковника, можно понять - ведь для него Зелимхан – вор и разбойник и любые отрицательные отзывы в адрес Гушмазукаевых только на руку. Уже одна цитата из его сочинения говорит о многом: «Зелимхан не только не образован, но даже слишком ограничен умственно для того, чтобы занять в Чечне место политического деятеля подобно Шамилю, Кази-Моле, Хаджи-Мурату. В действительности это не больше как ловкий вор по воспитанию и разбойник по случаю» [3, с.183].
На подобное заявление мы можем сказать только одно - история и память народа сами определили место Зелимхану. Но вот вопрос - зачем извлекать из мрака забвения подобные сентенции И.Джабирову и на этом строить свои предположения, суть которых можно свести к известной поговорке «дыма без огня не бывает»? Ну что ж, он имеет право, на то и демократия, добытая столь тяжким путем. Выражаясь языком Вольтера, «я ненавижу то, что он говорит, но я готов отдать жизнь за то, чтобы он мог это сказать».
Далее уместным будет напомнить, что гневу и немилости Шамиля подвергались не только простые чеченцы, такие как Бахо, но гораздо прославленные наибы. Но думаю, вряд ли такое проклятие вообще имело место. Например, историк Ю.В.Хоруев утверждает, и небезосновательно, что «своеобразным кумиром Зелимхана был Шамиль и он во всем хотел походить на него. Об этом говорят вещи, которые были обнаружены в кожаной сумке Зелимхана, среди них были фотографии имама Шамиля…» [5, с.447].
Мы беседовали по поводу этого самого проклятья и с прямым потомком Зелимхана - его внуком Лемой Гудаевым, который на протяжении всей своей жизни является собирателем документальных и фактических сведений о своем прославленном деде. И кому, как не ему, знать,- является ли вышесказанное правдой, или же это досужие вымыслы. Л. Гудаев, как мы и предполагали, категорически отверг подобный факт, назвав небылицей. Скорее такое проклятье мог послать Шамилю старший из рода Гушмазукаевых. - Бахо. Ведь именно он пострадал от жестокости Шамиля. М.Мамакаев в своем романе об этом живописно рассказыавет: «Семье старого Бахо не впервые бедовать. Гушмазуко еще мальчиком видел пытки, которым мюриды Шамиля подвергли его отца за неповиновение шариату. Бахо тогда уложили лицом вниз, сверху бросили на него плетень, а по нему маршем прошли воины имама. А когда подняли плетень, Бахо с трудом дополз до дома, отплевываясь кровью и проклиная режим Шамиля» [4. с.9]. Конечно, не стоит забывать, что это художественное произведение, и потому автор может позволить некоторую долю вымысла, кроме того, надо помнить и время, когда создавался роман, – конец 60-х- начало 70-х годов прошлого века. Господствовавшая марксистско-ленинская идеология была непримирима в своей борьбе с религией, и любые проявления лояльности к «опиуму для народа» рассматривались как антисоветчина и жестоко наказывались. А потому, чтобы роман о Зелимхане вышел в свет и обрел своего читателя, М. Мамакаеву, как бы ни критиковал задним числом его за это коллега по писательскому цеху Джабиров, приходилось идти на такие сделки с совестью. Так что, полагаться на факт проклятия как единственную причину бед Зелимхана и его родичей не стоит.
И все же справедливости ради стоит признать, что чрезмерная резкость и неукротимость характера была этому роду присуща. И Бахо, и сын его Гушмазуко обид не прощали, и нрав имели необузданный. Если Гушмазуко при своем горячем и взрывном нраве был человеком неглубокого ума, то сын его, Зелимхан, имел обыкновение тщательно анализировать каждый свой поступок, каждое действие, и мысли свои всегда обращал к Богу. Его трезвый рассудок ясно представлял себе дальнейшие последствия очередного задуманного им предприятия. Но вся его беда, вся глубочайшая трагедия заключалось в том, что он находился в плену предрассудков, был заложником воли своего взрывного и недальновидного отца. В романе М.Мамакаев так характеризует Гушмазуко: «… Каждая новая обида вызывала у него неудержимый гнев, он взывал к чести Зелимхана, и тот, полный рыцарских представлений своих гордых предков, шел на очередной жестокий подвиг [4. с.114]».
Вот так обостренные чувства и рыцарские представления привели к гибели отца и братьев Зелимхана. Умер от горя дед - столетний Бахо. Кто следующий в этом жутком списке, легко догадаться. Да и сам Зелимхан знает об этом. В течении стольких лет он мстит и мстит жестоко за родственников, за односельчан, за друзей, за семью, за себя. И с каждым годом горестный список этот увеличивается. Как увеличивается и список обидчиков, поплатившихся за свои деяния. И неизвестно, когда закончится эта страшная череда смертей. Совсем как в другом полотне художника З.Аласханова «Кладбища кровников». В этом полотне художник отобразил трагедию двух родов, представители которых все до единого погибли в бессмысленном кровопролитии. И только земля помирила и породнила бывших врагов, забрав себе. Теперь им нечего делить. И некого оставлять после себя. Лишь зловещая тишина как грозный судья царит вокруг. Такова идея этой картины, которая в общих чертах сливается с идеей «Дани предкам».
А пока слава разбойника Зелимхана гремит по всей России. В стране раскупаются открытки с его изображением, почтовые марки. Он не сходит с первых полос газет. Но на всех снимках поражают глаза Зелимхана. Они полны такой тоски и усталости, что до боли в сердце становится жаль его, жаль его черной доли. В одной из многочисленных народных песен о нем так и поется:
Черная ночь,
Черная бурка,
Черная доля твоя, Зелимхан.
С именем Зелимхана связаны десятки громких разбойничьих дел. Но самыми дерзкими их них являются налет на грозненский железнодорожный вокзал, попытка пленения миллионера Максимова, налет на Кизлярское казначейство, разбои на Керкетском перевале и в Ассиновском ущелье[5.с.345]. Он был просто неуловим и выбирался из самых трудных ситуаций. В октябре 1911года ему удалось бежать из окруженного села Сунженское, а в декабре этого же года он умудрился бежать из окруженной пещеры [2.с.128]. Всех удивляла его поразительная везучесть. «Какой-то бог удачи – писал осетинский общественный деятель А.Цаликов - сопровождает все набеги Зелимхана, и он выходит из всех стычек и форменных сражений, правда, теряя одного за другим ближних ему лиц. Гибнут его отец, два брата, лучшие его сподвижники Аюб и Саламбек, вместе с ним переносившие невзгоды его скитальческой жизни» [5.с.409].
Потеря таких друзей, как Аюб, Саланбек, Темирко не могла не отразиться на Зелимхане. Он понимал, что верных, до конца преданных ему людей осталось очень мало. Практически в каждом ауле стояли войска, в горах постоянно проводились облавы. У Зелимхана спрашивали, почему он не уедет в Турцию? Он отвечал: «Я не могу бросить семью. Да и денег у меня нет. Погибну здесь» [3.с..208].
Зелимхану оказывали посильную помощь люди. Без них вряд ли ему удалось бы столько лет успешно вести борьбу и держать в страхе царскую администрацию В глазах народа он был защитником и героем. И они помогали ему, чем могли. Питанием, гостеприимством, кровом, вовремя предупреждали о возможной опасности и облаве. Народ в своей ненависти к царизму готов был всегда и в любое время с риском для жизни укрывать абрека, так они выражали свое неприятие существующему режиму, который не считал их за людей.
Да, Зелимхан имел свою агентуру. С этим выводом осетинского историка Ю.В.Хоруева нельзя не согласиться. Это были родственники, соаульники, сочувствующие и не принявшие царский режим люди. Их также, как и первых, было немало. В их обязанности входило вводить преследующую Зелимхана администрацию в заблуждение и дезориентировать, направлять ее по ложному пути и в любом случае выиграть время. Это помогало Зелимхану не только уходить от преследования, но внезапно оказаться и напасть там, где его не ждут [6. с.109]. Доклад начальника Терской области Михеева от 26 августа 1911года: «Выполнить задачу по ликвидации абрека без военного отряда крайне трудно». И он объясняет - трудно не потому, что Зелимхан - олицетворение неуязвимой храбрости и боевой увертливости, а потому что он завоевал умы и настроения народа… пользуется репутацией народного героя и широким укрывательством окружающих[5.с.381-382].
Однако годы уже брали свое. Все труднее и труднее становилось мужественному харачоевцу удерживать завоеванные позиции. Ранения, неустроенный быт, жизнь в пещерах, постоянная сырость и холод подточили его здоровье. Он не раз подумывал о том, чтобы уехать. О возвращении к мирной жизни в своем крае не было и речи, хотя отдельные родственники, жалея его, предлагали подать прошение о помиловании. И вот однажды, поддавшись уговорам, Зелимхан обращается к главе Терской области генералу Михееву с просьбой о помиловании, хотя в душе как человек неглупый понимает всю тщетность своего обращения. Он оказался прав. Царские власти не собирались церемониться с абреком, и помилование не входило в их планы. Генерал Михеев отреагировал весьма жестко: «Где же его уважение к закону, если он склоняет меня на беззаконие, то есть призывает к помилованию, тогда как я во имя закона обязан судить его. Закон, конечно, примет во внимание чистосердечное признание, но, во всяком случае Зелимхану следует помнить, что раз он имел мужество судить и наказывать других, пусть имеет мужество и отдаться в руки правосудия» [5. с.311]. Оставалось только одно – покинуть страну. А куда ехать? Конечно же в Турцию.
Неуловимый для властей, он за столько лет борьбы превратился в живую легенду. За это время он подустал, и лет прибавилось, стали сказываться ранения, не оставляла в покое малярия, валившая его с ног, но нисколько не убавилось злости и ненависти к тем, кто, как он считал, сломал его судьбу, отнял жизни у отца и братьев, арестовал и сослал семью с малыми детьми в Сибирь. Однако, несмотря ни на что, рой этих чувств периодически вызывал у него прилив новых сил. И тогда мысль об уходе в Турцию, куда еще недавно, несколько десятилетий назад, переселилось много единоверцев со всего Северного Кавказа, на время отступала, а то и вообще закрадывалось сомнение в правильности такого решения. Что лучше: жить на чужбине с тоской по родным местам, и невымещенной злобой, или быть всегда - и живым и мертвым- рядом с прахом предков и многочисленными родственниками по линии отца и матери? [5.с.421]
Писатель М.Мамакаев весьма образно передал это настроение абрека, смятение бросавшее его из крайности в крайность, но ясно становилось одно - надо было на что-то решиться, на чем - то остановиться, и не думать о несбыточном, не строить иллюзий, и не терзать себя бесплодными надеждами на возвращение к мирной жизни: «Но вернуться к мирной жизни было уже немыслимо, а потому на этот раз Зелимхан решил исподволь поговорить с Бици о временном переселении в Турцию. Он и сам не надеялся обрести счастливую долю в султанской Турции. Об этой стране и ее жестоких нравах много рассказывал ему в свое время покойный дед Бахо. По рассказам старика турецкий султан был не лучше белого царя Севера. И все же увидев сегодня полусожженные дома харачоевцев, развороченные плетни и пустые дворы, Зелимхан решил покинуть Чечню. Не из-за себя, даже не для безопасности своих близких, а просто чтобы избавить от этого кошмара жителей родного аула. И еще жила в нем надежда, что он перестанет быть абреком и займется пусть даже самым тяжелым, но мирным трудом. А там, когда пройдет некоторое время, и в Чечне о нем все забудут, если даст Аллах, можно будет вернуться и в отчий дом [4. с.128].
Свою версию в отношении планов Зелимхана о прекращении абреческой деятельности приводит и профессор, доктор исторических наук М.Х. Багаев. «Доживи Зелимхан до 1917года, хотя в 1913году он и собирался перебраться в Турцию, Асланбек Шерипов наверняка привлек бы его и его товарищей к себе, а позже и в свою Красную армию, где он мог бы показать отвагу, лихость и прочие достоинства настоящего воина» [1.с.171].
Профессор Ю.В. Хоруев говоря об абречестве в целом, и о судьбе помилованных царским правительством, приводит интересные данные о том, что многие из них приняли участие в боевых действиях русско-японской, а позже первой мировой войны в составе Дикой дивизии [5.с.458-459]. Эта мысль звучит и у И.Джабирова, который, словно спохватившись в конце своего сомнительного изложения, вдруг «великодушно» предположил, что «если бы Зелимхану удалось продержаться живым еще десять месяцев, он тоже был бы в числе первых добровольцев, отправившихся на фронт» [3. с.86]. Однако вряд ли власти сочли бы такое возможным для Зелимхана, тем более невероятно, что последний, после всего что произошло, стал бы воевать в войсках «белого царя».
Литература:
1. Багаев М.Х. Доблесть, мужество и честь абрека Зелимхана (книга В. Бибулатова «Рыцарь чести» //Вестник института развития образования. Выпуск 15, Грозный, 2016.
2. Гудаев Л.Р. Абрек Зелимхан. Факты и документы. Грозный, 2017. 893 с.
3. Джабиров И.Х. Чечня и чеченцы в судьбах России и россиян. Грозный, 2016. 448 с.
4. Мамакаев М.А. Зелимхан. Грозный,1971. 274 с.
5. Хоруев Ю.В. Абреки на Кавказе. Владикавказ, 2011.
6. Хоруев Ю.В. Наместник гор. Владикавказ, 2011. 281 с.
М.И. Бадаев, студент 2-го курса юридического факультета ЧГПУ
Л.А. Бадаева, к.и.н. доцент кафедры «История древнего мира средних веков» ФГБОУ ВО «Чеченский государственный университет»
0 Комментариев