А. Уткин. Россия - Чечня: история на грани государственности

 Чечня провела в составе российского государства без малого полтора столетия. За это время ее история почти не знала абсолютно мирных страниц.

"Войны на Кавказе начинаются, но никогда не заканчиваются"
(Аслан Абашидзе, глава Аджарии)

Древние предания рисуют бесконечные картины войны чеченцев с кабардинцами и прочими соседями по кавказским горам. В конце XVIII века, во времена Екатерины Второй, чеченский пророк Шейх-Мансур из селения Алды придал боевым действиям против русских размах и масштаб настоящей войны: его отряды осаждали Кизляр и Моздок и намеревались идти на Астрахань.

На смену ему пришел знаменитый наездник Бей-Булат, попортивший много крови «проконсулу» Кавказа генералу Ермолову, а там поспело и движение мюридов под предводительством имамов Кази-Муллы, Гамзат-бека и Шамиля, известное, собственно, как Кавказская война. И если восстание 1877-1878 годов, разразившееся во время Русско-турецкой войны и грозившее перерасти в очередную русско-чеченскую, воспринималось как эхо недавней шамилевской эпопеи, то деятельность так называемых абреков (вроде легендарного Бей-Булата) сводила на нет все усилия царской администрации ввести жизнь этого района Кавказа в нормальное русло вплоть до самого интернационального Октября 17-го года.

«Их боятся даже дерзкие курды»

Попытки выселения горцев Кавказа делались задолго до сталинской депортации. Самое большое до революции переселение горцев Восточного Кавказа пришлось на 1865 год и было инспирировано русским правительством. Всего тогда в Турцию переселилось 5008 семейств, состоявших из 22 491 человека. Здесь с ними повторилась та же самая история, что и с черкесами Западного Кавказа, не пожелавшими жить под русским владычеством (это переселение известно под названием "махаджирство"). Для их приема не было приготовлено ничего: земли, отведенные для их поселения, оказались никуда не годными камнем и песком. Чеченцы болели, голодали и массами умирали. Большинство из них повернули обратно к русской границе, изъявив безусловную покорность русской администрации, соглашаясь нести воинскую повинность, и даже предлагали принять православие, лишь бы им позволили вернуться в родные горы. Чеченцев отогнали от границы выстрелами. Более того, по требованию русского правительства турки выслали против горцев войска, которые с помощью артиллерии заставили их отправиться на отведенные им земли.

В следующем, 1866 году предполагалось отправить в Турцию новые массы чеченцев, но турки отказались принять их, находя, что и с прежними переселенцами слишком много хлопот. В 1883 году, когда в первый раз было упразднено Кавказское наместничество, началась новая волна чеченского переселения. Но и на новых местах выходцы с Кавказа не оставили своих "вредных привычек". «Отличаясь предприимчивостью вообще, горцы не покидают и своих старых наклонностей: угон скота, воровство лошадей, грабеж при удобном случае практикуются и поныне. Они чрезвычайно храбры, их боятся даже дерзкие курды», - писал по этому поводу свидетель проживания чеченцев в Турции.

Голоса в защиту угнетенного народа в среде русской интеллигенции раздавались уже в конце XIX века. Защитники указывали, что изгнание горцев было вызвано не их постоянными разбоями, а наоборот, разбои являлись следствием неуклюжей политики русской администрации. Однако этот спор, длящийся и по сей день, равнозначен спору о первичности курицы и яйца. Между тем история Чечни в последние десятилетия царской России и ее раннесоветского периода настолько фальсифицирована, а отчасти и просто неизвестна, что невольно вспоминается гегелевское деление народов на исторические и неисторические. За полстолетия, прожитые чеченцами и ингушами под российским скипетром, традиционный уклад их жизни практически не изменился: он был как бы законсервирован по обоюдному желанию власти и большинства горцев. «Горцы отнюдь не были русофобами и не смотрели на русских как на "гяуров", - отмечал один военный, долгое время проживший на Кавказе. - Кто знает чеченцев и ингушей, тот поймет, что им все равно было, кого грабить, это своего рода молодечество и джигитство, и если бы к ним пришли турки, то и их ограбили бы дотла. Все горцы считали за честь служить в русской армии и носить погоны, особенно офицера».

От военной службы чеченцы, как и все горцы Кавказа, были освобождены, но многие из них служили в русской армии офицерами и дослужились до больших чинов. Как строевая часть чеченцы впервые появились в русской армии во время Русско-японской войны в рядах Кавказской конной бригады, состоявшей из добровольцев. Но еще во время Русско-турецкой войны 1877-1878 годов чеченцы и ингуши сформировали за свой счет особые отряды, которые дрались под русскими знаменами за Дунаем. Первая мировая война вызвала к жизни уже целый полк чеченцев-добровольцев. «К чести всех горцев Кавказа должен отметить, - сообщает тот же источник, - что никогда и нигде ими не было проявлено русофобство в той или иной степени. Русская власть, крепкая национальная, им была нужнее чужой пришлой, хотя бы и одной с ними веры». Увы, чеченцы, искавшие лояльной жизни в составе российского государства, всегда оставались заложниками своих более несговорчивых собратьев. В этом, и только в этом заключается трагедия этого народа. В целом после Кавказской войны совместная жизнь чеченцев и русских скорее напоминала худой мир, чем добрую ссору, хотя правительство, а затем и Государственная дума постоянно обсуждали на своих заседаниях дела о массовых разбоях на Северном Кавказе, производимых так называемыми абреками. Этот особый тип людей выработался на Кавказе на основе обычая кровомщения. Абреками становились люди, принявшие обет долгой мести и отчуждения от общества вследствие какого-нибудь сильного горя, обиды, позора или несчастья. Но нигде абречество не принимало такого удручающего характера, как у чеченцев.

Впоследствии мюридизм, несколько подчинивший свободное проявления воли общественной пользе, значительно ослабил обычай кровомщения, а вместе с тем и абречество, но окончательно уничтожить его не мог. Абреки нередко составляли небольшие отряды, перенося всю силу своей ненависти на русских. В Чечне с абречеством 60-х годов ХIХ века связано имя Атабая, одного из мюридов Шамиля. За ним идет целая плеяда последователей, которую венчает фигура Зелимхана (Харачоевского), начало деятельности которого совпало с Русско-японской войной и последовавшей за ней революцией 1905 года. Эпопея Зелимхана – самого знаменитого разбойника предреволюционной поры – приобрела черты маленькой войны. После налета на Кизляр в апреле 1910 года против «народного мстителя» были двинуты войсковые части. За поимку Зелимхана власти обещали 10 000 рублей, к которым прибавились еще 8000, собранные самими чеченцами Веденского округа, которые были недовольны «национально-освободительной» деятельностью своего соплеменника.

«Царь не только чеченцам зло делает»

В феврале 1911 года во Владикавказ из Ростова-на-Дону приехали два студента-анархиста, искавших встречи с Зелимханом. Она произошла на одном из хуторов в окрестностях города. Анархисты вручили Зелимхану свой красно-черный флаг, печать и заодно показали, как бросать бомбы. От них Зелимхан с удивлением узнал, что «царь не только чеченцам зло делает», что среди русских тоже есть немало таких, которые недовольны режимом и ради его смены готовы убивать начальство в неограниченном количестве. Зелимхан и анархисты расстались друзьями (кстати, большевики впоследствии очень сожалели, что анархисты опередили их и внушили Зелимхану методологически неверное представление о смысле общественно-политических процессов и роли личности в истории). На печати, оставленной соратниками, было написано: «Группа кавказских горных террористов-анархистов. Атаман Зелимхан». Впрочем, бомбы и печать, подаренные анархистами, Зелимхан использовал совсем не так, как могли бы ожидать его идейные учителя. Он написал письмо грозненскому купцу Шавелову, требуя денег. В назначенное число Шавелов денег не прислал. Второе письмо Зелимхана, скрепленное анархистской печатью, также осталось без ответа. Тогда Зелимхан отправился в Грозный и бросил в окно дома Шавелова ту самую анархистскую бомбу, которая предназначалась для «царских сатрапов».

«Деяния Зелимхана безумны»

В сентябре 1911 года, когда чеченцы Зелимхана после очередного набега в районе Ведено мерились силами с Дагестанским конным полком, в Грозный прибыл помощник кавказского наместника по военной части. Совещание, устроенное в его салон-вагоне, постановило выслать из пределов Чечни семь «наиболее вредных шейхов». Шейхи Сугаипп-мулла и Аббас Аут, обеспокоенные своей участью, обратились к Чечне со следующим воззванием: «Мы, нижеподписавшиеся, извещаем вас, что разбойник Зелимхан Гушмазукаев, происходящий из селения Харачой, очень вредный для всего населения и действия его совершенно противны шариату и недопустимы. Деяния Зелимхана безумны. Великий всемогущий бог наградит того, кто избавит народ, исстрадавшийся от разбойников». Шейхи обещали администрации, что если их оставят в Чечне, то они поймают Зелимхана собственными силами. Однако отряды мюридов, которые они сформировали для выполнения своего обещания и вооруженные, кстати, на счет казны, не столько ловили Зелимхана, сколько помогали ему скрываться. Генерал Шатилов пришел к выводу, что «если и были случаи выдачи отдельными ингушами или чеченцами абреков, то только тех, которые являлись их кровниками". "Но этого, - констатировало совещание, - мало».

В результате шейхи были высланы, отряды расформированы, а реформы земского самоуправления, разрабатывавшиеся кавказским наместником Воронцовым-Дашковым, отложены до более мирных времен. К этому моменту число высланных из Чечни по делу Зелимхана достигло тысячи человек. Его инструкция сподвижникам была проста: грабить только состоятельных и только не чеченцев. По мнению Зелимхана, грабить единоверцев было позорно. А вот убивать Зелимхану и его людям приходилось и чужих, и своих. И сам он сложил голову, выданный кровниками, в этой странной непрекращавшейся войне, которую, строго говоря, нельзя было назвать ни гражданской, ни национально-освободительной.

«Чеченцы пошли дальше»

В годы распада русского государства естественно возникло брожение и среди некоторых значительных групп чеченцев, вызванное разнородными и даже противоречивыми причинами. К началу февральской революции 1917 года Чечня и Ингушетия входили в состав Терской области с центром во Владикавказе, которая в свою очередь входила в Кавказское наместничество, восстановленное в 1905 году после 22-летнего перерыва. Для того чтобы осуществить автономию горских народов, данную Временным правительством, и остановить анархию в первых числах мая 1917 года во Владикавказе состоялся 1-й съезд полномочных представителей горских народов. Так родилась Республика Союза Горских Народов, первым председателем которой стал чеченец Тапа Чермоев, владелец грозненских нефтяных промыслов и офицер Чеченского полка во время Первой мировой войны. Однако хаос всеобщего развала сводил на нет все усилия отдельных энергичных личностей направить земляков «на верный государственный путь». Вот как вспоминал об этом офицер 52-й артиллерийской бригады Борис Кузнецов: «Не желая упускать в общей разрухе подходящего момента, ингуши и чеченцы принялись за свое излюбленное занятие - грабежи. В городе (Владикавказе. - ГАЗЕТА) уже не было никакой силы для поддержания порядка. Власть находилась во многих руках сразу - распоряжался местный Совдеп и городское самоуправление. Центральной власти не было. На основании полной свободы и автономии всех народов все народы хотели что-то урвать от бывшей могучей России. У грабителей же было лишь одно желание: побольше награбить добра и увезти в горы. Ингуши артистически грабили город Владикавказ на глазах бессильного начальства. В одном конце города ими устраивалась демонстрация: подымалась стрельба, и туда летели конные группы якобы для защиты, и в то же время на совершенно противоположном конце города, где заблаговременно были собраны арбы, грузилось все подряд взятое здесь из домов имущество вплоть до роялей. Чеченцы пошли дальше. Участок железной дороги по обе стороны станции Гудермес (между Хасав-Юртом и Грозным) был ими совершенно разобран, станция сожжена, рельсы сняты и вагоны угнаны на буйволах в аулы, а само полотно даже запахано. Вследствие этого части, идущие с Кавказского и Персидского фронтов, выгружались в Петровске и шли походным порядком через Чечню, принимая иногда бои... Богатые русские поселенцы и казаки пограничных районов с Чечней и Ингушетией грабились поголовно и цеплялись за проходящие эшелоны, прося защиты».

"Близкое соседство с неспокойными туземцами"

Октябрьский переворот и Гражданская война в целом оставили чеченцев и ингушей индифферентными. Часть их выступила на стороне белых, некоторые, в основном ингуши, приняли сторону красных, впрочем, исключительно из-за соперничества со своими старинными недругами осетинами, поддержавшими белых. В то же время революционные события обострили традиционную вражду чеченцев и ингушей с терскими казаками. Во всем районе между Тереком и Сунжей, где терские станицы вклинивались в чеченские аулы, они были совершенно уничтожены. В ответ на это терские казаки уничтожали чеченские селения, окруженные станицами. К январю 1919 года ни одного жителя в этих прежде населенных пунктах не осталось: одни были убиты, другие бежали и укрылись у соседей. «Казалось, - писал об этом генерал Павел Шатилов, в то время начальник 1-й конной дивизии Добровольческой армии, - между чеченцами и казаками возобновилась борьба времен покорения Кавказа». Чеченцы то соединялись с большевиками, чтобы вместе с ними нападать на казаков, то действовали против красных, но избегали взаимодействия с казаками.

Вот лишь один пример боевого сотрудничества Красной Армии и ингушей, приведенный одним из очевидцев тех событий: «Не брезгуя никакими средствами, большевистские главари решили использовать национальную вражду между горцами и казаками, набрали в горных аулах две конные сотни ингушей и, посулив им огромное по тому времени жалованье (200-250 рублей каждому всаднику в сутки), отправили их в Муртазово. Но ингуши и здесь остались верными самим себе: ограбив штаб и интендантство Егорова (будущий маршал Советского Союза. - ГАЗЕТА) и устроив для сугубого эффекта столкновение поездов, преспокойно вернулись в свои аулы; таким образом, перестал существовать Муртазовский красный фронт».

Когда в июне 1918 года терское казачество вступило в вооруженную борьбу с советской властью, «бездействовали лишь станицы Сунженской и Терской линии, главным образом из-за близкого соседства с неспокойными туземцами». Именно тогда (1 июня) Сталин, выступая на заседании Терского народного совета, произнес программные слова: «Предкам нынешних северокавказских сепаратистов Шамиль рубил головы, и так он поступил бы и теперь». Будущий организатор переселения народов будто предчувствовал, что у красных в перспективе, так же как и у белых в настоящем, с такими союзниками возникнут известные недоразумения.

«Большевизм им непонятен»

Дружба чеченцев и ингушей с советской властью берет начало осенью-зимой 1918 года, когда остатки 11-й Красной Армии, разбитой Добровольческой армией, скрывались в теснинах Нагорной Чечни. Чечня приняла их в благодарность за помощь, оказанную красными во время борьбы чеченцев с казаками. Для большинства чеченцев белые олицетворяли не слишком любимую власть царской администрации, и красные сделались для них естественными союзниками - впрочем, только до поры до времени. «Большевизм им непонятен, - писал о чеченцах один белогвардейский наблюдатель, проводивший летом 1919 года мобилизацию в селениях Новые Алды и Алхан-Юрт, - но чутьем они видят в нем врага, покушающегося на те льготы и права, которые были им дарованы царем. Керенского же они просто презирали и считали жидом. Идею Белого движения чеченцы объясняли себе с трудом и вообще относились с недоверием ко всему, что не было санкционировано законным монархом... Всем им были еще памятны недавние жестокие с ними расправы генерала Ляхова при подавлении восстания и приведения их в покорность. Многие аулы были сожжены и разбиты казаками, и много крови было пролито здесь в горах, пока чеченцы не признали над собой власти Главнокомандующего (генерала Деникина. - ГАЗЕТА).

С июля 1919 года Чечня вошла в состав территорий, на которые распространялась власть Вооруженных сил Юга России (ВСЮР). Правителем Чечни был назначен генерал от артиллерии Эрис-Хан Алиев, однако видимость власти не устранила ни абречества, ни открытого сопротивления, которое чеченцы оказывали белым совместно с укрывшимися в горах красными партизанами. Несмотря на то что в составе ВСЮР была сформирована Чеченская дивизия, «усмирение» края продлилось до осени. В сентябре 1919 года на территории Нагорной Чечни в слободе Ведено был провозглашен Северо-Кавказский эмират (СКЭ), который возглавил имам и эмир Узун Хайр Хаджи-хан. О нем известно, что «много раз он бывал в Мекке и поднял знамя «газавата» не так против большевиков, о которых не имел понятия, как против всех вообще «неверных». Правительство СКЭ поставило своей целью создать мусульманскую монархию и просило о покровительстве Турцию и Азербайджанскую республику. Однако, как и все предыдущие, это государственное образование имело над чеченцами чисто номинальную власть.

В то же время о своих правах на нее заявляло не признаваемое Деникиным Горское правительство Чермоева, представители которого стремились найти опору в большевиках, засевших в Чечне.

В связи с поражением Добровольческой армии и уходом ее с территории Северного Кавказа СКЭ в марте 1920 года прекратил свое существование. Правитель Чечни генерал Алиев был расстрелян красными, а 17 ноября 1920 года ими была провозглашена Горская автономная советская социалистическая республика в составе Чеченского, Ингушского (Назрановского), Северо-Осетинского (Владикавказского), Кабардинского, Балкарского, Карачаевского и Сунженского (с казачьим населением) округов. Еще один имам Чечни и Дагестана, Нажмутдин Гоцинский (по национальности аварец), до 1925 года скрывался в горах Ичкерии, пока не был арестован и казнен по приговору советского суда. Нажмутдин считался яростным противником социалистов, «но фактически он был против всех тех, кто его не признавал».

Политика большевиков на Кавказе была направлена на интеграцию горцев в «новую историческую общность - советский народ». То, что при царской власти называли своими именами, а именно бандитизмом, советская власть величала иначе. В 1932 году журнал «Революция и горец» заявил: «Большевистские историки Северного Кавказа под руководством ЦК и Крайкома должны вплотную взяться за разработку истории национально-освободительного движения». Во исполнение этого заказа в советское время о Зелимхане были написаны книги, а на киностудии «Восток-кино» даже создана киносага об этом "борце за всемирную революцию". Абречество сознательно перепутали с национально-освободительной борьбой: все тогда казалось хорошо, что было направлено на уничтожение ненавистной царской власти. Но очень скоро коммунисты испытали всю горечь своего заблуждения.

Новые правила жизни, внедряемые ими в традиционный горский уклад, раздули обычные в горах беспорядки до размеров настоящей войны. Во время Великой Отечественной войны часть горцев, в том числе чеченцев и ингушей, была ориентирована на Германию. «Назвать это предательством, - пишет современный исследователь чеченской проблемы, - было бы совершенно неправильно: восстание не прекращалось уже 12 лет и чеченцы просто пытались воспользоваться тяжелым положением своего противника». Можно предположить, что если бы Северо-Восточный Кавказ и покорился немцам, то вместо трех дивизий НКВД в верховьях Аргуна воевали бы три дивизии СС и борьба за «фашизацию» Чечни продолжалась бы гораздо дольше, чем борьба за ее советизацию.

P.S. Война, начавшаяся в середине 90-х годов, преподнесла публике новых героев. Они так же бесстрашны и полны решимости превзойти в боевой славе своих знаменитых предшественников. Только теперь вместо анархистов и большевиков в идейных поводырях у них ходят европейские парламентарии и революционно настроенные политэмигранты. Меняется мир, меняется идеология. Были абреки, стали шахиды.

Но «молодечество и джигитство» по-прежнему упрямо рядятся в тогу плохо усвоенных чужих принципов. В этом году исполняется 140 лет с того дня, когда царским манифестом Кавказская война была официально объявлена оконченной, и 145 лет со дня пленения имама Шамиля в ауле Гуниб. Мы любим круглые даты: они то ли намекают на то, сколько времени потрачено впустую, то ли напоминают, сколько еще предстоит сделать.

27.02.2004 / Антон Уткин