3. Абдулаев. Еще одна быль о Зелимхане.

 Новь казачьей станицы .
(отрывок)

Дорога на правый берег проходила мимо наших палаток по отлогому каменистому склону, а дальше уже был брод. Здесь Асса разливалась шире и была не так стремительна.

По утрам нас поднимали бодрые голоса станичников, отправляющихся на полевые работы. Слышались звонкие песни казачек. Мы выходили из палаток и полной грудью вдыхали утреннюю свежесть, любуясь видом Кавказских гор с их полыхающими в солнечных лучах белоснежными вершинами!

...Рабочий день начался, как обычно. Зарокотали экскаваторы, загудели бульдозеры. Поползли скреперы, загребая кучи земли и камня... Синими искрами вспыхнули огни сварки. Окрестность наполнилась музыкой труда.
Мы работали, не считаясь со временем, потому что станице очень нужен был мост. Но наступали сумерки, и напряжение трудового дня сменялось часами отдыха. Выкупавшись в потеплевших за день водах Ассы, мы «вечеряли». Затем, как всегда, собрались перед сторожкой, у самого въезда на будущий мост послушать очередной рассказ дедушки Волкова.

Еще одна быль о Зелимхане.

— Все беды человеческие, думаю я, — начал дедушка, — от несправедливости идут. Должно поэтому ни храбрость, ни красота не приживаются в людской памяти так прочно, как справедливость. Вы, верно, слыхали — абрек такой был, Зелимханом звался. Действовал здесь, в наших краях, на чиновников и господ офицеров царских страх наводил. Куда более полувека минуло, а и ныне его народ добром поминает, потому что к подневольному люду приверженность имел и справедливость, защищал очень даже отчаянно, даром, что темным неучем, горцем был...

Много больших чинов нашли смерть от меткой пули Зелимхана, но никто не упомнит случая, когда бы Зелимхан убил простого солдата или казака. Поговаривали, что винтовка у этого чеченца колдовская, а сам он — заговорен от пули. Власти считали удальца разбойником и злодеем. Помню, не однажды воззвания от самого наместника царя зачитывали на майданах, обещали немалые деньги и награды за выдачу Зелимхана властям. Помню, молебен служили попы на поимку «басурмана и врага престола». Ан, были и такие, казаки, которые молились исподтишка за здравие и благополучие иноверца... Об одном доподлинно известном мне случае я и расскажу вам, — закончил свое выступление старый казак и неторопливо полез в карман за неизменным своим кисетом.

Свернув цигарку, он несколько раз смачно затянулся в начал.
— Однажды в лесу, близ этих самых мест, два казака-бедняка распахивали полянку под кукурузу, повесив на сук ружьишки. Патронтаж в те времена казак не снимал: он всегда служил ему поясом.

Вдруг из-за чинар выскочили два чеченца с огромными кинжалами. Один из них назвался Зелимханом, и этого достаточно было, чтобы пахари словно окаменели. Чеченцы забрали казачьи ружья, отпрягли лошадок, ускакали на них в лес.
Проклиная Зелимхана, поплелись казаки в станицу. Едва выбрались на лесную дорожку, как снова наткнулись— что за напасть такая — на верхового чеченца! Плечистый, с тонкой талией, весь обвешанный оружием — и пистоль, и кинжал, и винтовка... Всадник остановил коня. В глазах строгость светится. Лошаденка неказиста, а шаг упругий.

—Здорово, казаки! — говорит верховой.
Бывай, здоров, джигит, — ответствует сумрачно старший казак.
Зачем злой такой? Дети голодный дома? Или атаман обидел? — спрашивает чеченец.
- Землю мы тут распахать хотели. По нужде по бедности, с кумом, значит, — стал рассказывать старший, но молодой не выдержал, и в сердцах перебил станичника: «Зелимхан ваш проклятый налетел, как коршун, ружья забрал и лошадок последних! Погибели нет на супостата!»…

- Зелимхан? Говори, куда он скакал?! — вздыбил коня всадник.
- Двое их было, в лес подались, ищи теперь...
Ждите меня здесь! - крикнул верховой и погнал коня в лесную чащобу. Станичники переглянулись.
- Слава тебе господи,- перекрестился старший, - кажись пронесло. Самим то бы ноги унесть бы....
В этот момент раздался выстрел. Затем другой. Казаки метнулись в орешник, притаились.

-Неужто постреляет анчихрист? - сорвалось у старшего. - Эх ма...а . Доля наша бедняцкая .На богатеев силы тратим, пред атаманами гнемся, попам кланяемся, а все одно своей смертью помираем...
- Тише, слышь, топот? Никак чеченцы возвернулись, нас шукают! - прошептал второй казак.

Раздвигая перед собой кусты, прямо на них двигался верховой.
- Эй, казаки, выходи. Не бойся! Я Зелимхана привел и лошадей тоже привел...
Глядь, у самой дороги стоят перепуганные насмерть грабители. Один бледный как упокойник, держит в поводу казачьих лошадок, в другой ружьишки. На поясах пустые ножны. Оба кинжала всадник, видно, отобрал.

- Который из них Зелимхан? - спрашивает, не слезая с коня, незнакомец.
Казаки нехотя показали на высокого, бритоголового парня. Всадник неторопливо достал из-за голенища плеть, высоко поднял ее и щелкнул по голове долговязого с такой силой, что тот едва удержался на ногах, уцепившись за ствол дерева. Кровь полилась по лицу.

От такого поворота казаки опешили, растерялись. «Слыхано ли дело, на их глазах бьют знаменитого Зелимхана, одно имя которого кидало в дрожь чиновников и атаманов! И каким же героем должен быть человек, поднявший на него плеть!»
А этот герой гневно ругал второго грабителя и даже не обращал внимания на побитого. Потом всем вместе велел идти к недопаханному полю.
—Хочу казака и чеченца в одной борозде видеть, — сказал незнакомец.

Дедушка Волков умолк, а затем, глубоко вздохнув, продолжал:
—Такие, как Зелимхан, наперед знали, что не сладят они с царской державой, кончат жизнь под пулями или в петле, но за правду бились храбро и смерти не страшились...
Дедушка Волков внезапно пристально вгляделся в сумерки ночи. На том берегу Ассы показалась фигура человека, по-видимому, искавшего брод.
—Левее бери-ии! Ле-ве-е-е! — крикнул кто-то из наших.
Путник остановился на миг, прислушался и осторожно вошел в воду.Когда он вышел на наш берег, Тимофей Степанович спросил: « Куда путь держишь на ночь глядя, земляк?»

Незнакомец швырнул на камни сапоги, осторожно снял с плеча ковровую сумку, опустил ее к ногам, затем весело ответил:
—В станицу Орджоникидзевскую, к брату. Сын у него родился.
—Ишь ты, племянник, значит. Сам-то, вижу, не казак будешь?
—Я — чеченец, из Ачхоя,— ответил путник.
Потом нагнулся к сумке, в руках его блеснула бутыль.
—Ей-богу, это мы должны выпить за здоровье Руслана здесь!
Из палатки принесли стакан, яблоки на закуску. Первому подали старику. Старик выпил, стоя.

—Пусть Руслан вырастет сильным, красивым и добрым человеком!
Неожиданно из-за палаток подкатила автомашина. Наш шофер Володя, грузин по национальности, решил отвезти ночного гостя в станицу. Тот не знал, как и благодарить.

Володя увез незнакомца. Приятный переполох улегся. Как бы очнувшись от нахлынувших дум, дедушка Волков заговорил.

—Много, ребятушки, чужих стран я исколесил, народы разные повидал. Хучь грамоты большой не постиг, а жизнь научила понимать, что к чему... По стариковской совести скажу вам: нигде такой душевности и красивой простоты, как у наших, советских, не встречал. Вот племянник родился у человека... Тот бросает все, пешком спешит за сорок верст, в ночь, в темень, потому — хочет самолично приветить новорожденное дитя.. А совсем сторонний человек, смахнув усталость, везет незнакомого в ночь-полночь, и платы не спрашивает! Не-ет, такое не встретишь в чужедальних странах. И старик вернулся к прерванному рассказу.

—Работают, значит, казаки с теми двумя грабителями на пашне, дело у них спорится. А каждого холодный пот прошибает: слыхано ли дело — казак и чеченец в одной борозде. Всяк своего бога боится за такое единение.

А тот, который вступился за казаков, тем временем раскрутил бурку, лежит на ней, улыбается. Словом, — доволен. Оружие, однако, держит наготове… Конь не стреножен, пасется на травке, далеко не уходит, от хозяина. Видать, обученный.
Распахали пахари почти всю полянку, когда плечистый их кликнул. Подошли казаки и чеченцы.

—Слушайте меня, кунаки,— говорит, поднимаясь с земли, незнакомый чеченец — Мое дело — сел на коня и уехал. Вам здесь жить, вам и ладить меж собой. Запомните мое слово. Вы — русские и чеченцы— сейчас пролили пот на одной пашне и ничего дурного не случилось, а вы думали небо упадет. Так я говорю?
—Что там запираться, думали поначалу, — признался старший из казаков.

—Валлах, правда, — подтвердил грабитель, который Зелимханом прежде назвался.
Слушайте дальше, — говорит заступник, кивая головой на двух парней. — Эти несчастные поступили так, как поступили бы при случае вы с ними. Один из них звался Зелимханом. Но Зелимхан никогда не косил глаза на добро человека, живущего своим трудом. Самозванец наказан мной. Будем считать — вы квиты.
Сказав это, незнакомец, вскочил на коня, что-то сердито буркнул чеченцам. Потом обратился к казакам, доставая из-за пазухи толстый бумажник.

—Эти деньги украдены у вас хитрыми людьми по законам царя. Я добыл их в Кизлярском банке по своим законам. Какой способ лучше, рассудит аллах... Вот вам, казаки, двести рублей. Поделите их по справедливости сами.

Потом обратился к чеченцам:
—Вы — неудачники. Я вам даю по сто рублей на семью, но покупаю ваши души для добра. Я — Зелимхан.
Казаки и чеченцы ахнули, побледнели , растерянно сжимая в руках ассигнации.
—А теперь расходитесь. Вы меня не видели, я вас не встречал!
Всадник рванул коня с места, не оглядываясь, скрылся в лесу.
—Да хранит тебя господь, — вымолвил один из казаков и перекрестил ту сторону, куда удалился всадник.
Что-то сказали друг другу чеченцы, зацокали языками и протянули руки казакам для пожатия...
Закончив рассказ, дедушка Волков еще долго неподвижно сидел, прислушиваясь то ли к своим мыслям, то ли к ночным шорохам. От реки повеяло зябким ветерком... Серебристые блики луны вздрагивали на гребнях волн, которые катились и катились, подгоняя друг друга

Г-та «Грозненский рабочий» 7 сентября 1971 года.