А. Айдамиров Буря. Глава XXVII. Смерть героя

 Зелимхан в этом доме остался один, наедине со своими думами. Как он ни старался, мысли все время возвращались к семье. Ему хотелось увидеть Беци, Зезаг, детей. Он не видел их больше двух лет.

Если бы он был здоров и если бы рядом были прежние верные товарищи, он вытащил бы семью, какие бы силы ее ни охраняли, и перевез бы в горы. Потом попытался бы уехать вместе с ними в Турцию. Но Зелимхан болен. А если бы и был здоров, рядом все равно нет прежних товарищей. Саламбека, Аюба, Абубакара, Усмана, Джабраила, многих-многих других.

Выйдя из дома Шахаба, Кибиров собрал свой отряд, сформированный из конников Дагестанского полка, и поспешил в хутор Йовмирзы. С отрядом шли старшина Шали Михаил Дослихов, его помощник Мурад Гази-магомедов, тайные агенты властей из числа чеченцев. Дождь, густая грязь, темная ночь. Время от времени молния на миг освещала саклю, навес, стог сена, стога кукурузных снопов. Оставив лошадей в чаще и распределившись вокруг хутора, наступающие стали потихоньку пробираться к сакле со всех сторон. Скрываясь за деревьями и стогами, постепенно сужая кольцо окружения. Слишком приближаться к приюту абрека опасались. Они хорошо знали Зелимхана. Никто из них не хотел умирать.

Шедид бывал в сакле Йовмирзы. В комнате, где обычно живет семья хуторянина, есть окошко на чердак, которое закрывается крышкой из досок. Если снять с крыши несколько черепиц, пролезть на чердак и приподнять крышку, можно было застрелить Зелимхана, одновременно оставаясь в относительной безопасности. Если, конечно, абрек там. Шедид получил от Кибирова приказ пробраться к сакле. Ведь Кибиров, в конце концов, ничего не терял, даже если бы Зелимхан убил этого предателя-чеченца. Имей он такую возможность, поручик с удовольствием уничтожил бы всех чеченцев, не оставляя в живых никого. А Шедиду еще и заплатят, если харачоец действительно окажется в сакле. Если этот шакал и умрет, то только лишь ради себя и из-за самого себя.

Зелимхан находился в плену безрадостных дум, но слух его был чуток. Он слышал, даже если на улице передвигалась кошка. Услышав на чердаке тихие шаги, абрек внимательно прислушался. Не было сомнения, что по чердаку кто-то пробирался. Это не мог быть Йовмирза. Как может оказаться на чердаке ушедший в Шали Йовмирза? Даже будь он дома, что ему делать на крыше. Зелимхан посмотрел на проем в потолке. Крышка стала медленно подниматься. Зелимхан прицелился и выстрелил примерно туда, где могла оказаться рука того, кто наверху. Абрек вскочил, засунул револьвер в карман бешмета, накинул на шею патронташ, схватил винтовку и выскочил в темноту в одних носках, не тратя время на сапоги.

Пуля Зелимхана легко ранила руку Шедида. Зная, что абрек сразу же выскочит на улицу, он проворно соскочил на пол. Увидев бегущего за навес Зелимхана, Шедид, не обращая внимания на свою рану, выстрелил ему вдогонку. Но тот скрылся за навесом.

Пуля Шедида попала Зелимхану в плечо. Абрек рвался в чащу. Оттуда его встретили винтовочным огнем. Зелимхан стрелял в ту сторону, откуда раздавались вспышки. Он не мог бежать, ослабленный болезнью. Вдобавок, ноги вязли в мокром кукурузном поле. Шерстяные носки давно сползли с ног. В лицо бил дождь, застилая глаза. С трудом добравшись до стога, абрек присел на корточки. Идущий впереди дагестанских конников Кибиров выстрелом из револьвера ранил его в руку.

Из ран на руке и плече обильно текла кровь. С каждой минутой силы покидали Зелимхана. Не смотря на темноту, ему удалось разглядеть Кибирова. Собрав остатки сил, Зелимхан взял винтовку в здоровую руку, прицелился и выстрелил. Абрек увидел, как тот наклонился, схватившись обеими руками за живот, и уткнулся головой в землю. Вперед вышел другой офицер, это был дагестанец прапорщик Абдуллаев.

У Зелимхана уже не было сил поднять винтовку. Абрек вытащил из кармана бешмета браунинг и стал стрелять из него, пока не кончились патроны.

Враги приближались со всех сторон. Зелимхан слышал, как они изредка переговаривались между собой на русском, чеченском, аварском языках. Наступающие вели по стогу беспрерывный огонь. Зелимхан получил еще одну рану. Поняв, что это смертельные раны и что у него нет ни единого шанса на спасение, абрек начал читать Ясин.

Зелимхан читал его до тех пор, пока не остановился язык. После этого он читал священный аят уже сердцем. Перед его глазами возникали образы деда Бахо, отца Гушмацы, братьев Хаси, Солтамурда и Бийсолты. Беци, Зезаг, детей. Верных товарищей, разделявших с ним тяготы и лишения долгих тринадцати лет...

Не прекращая огонь, враги подползли к стогу и остановились. Они боялись подниматься, хотя в них никто уже не стрелял. Самые смелые подползли еще ближе. Возле стога они увидели Зелимхана, который замер, склонившись над винтовкой. Они не верили Зелимхану. Боялись, что он притворяется мертвым, что абрек сейчас вскочит и начнет стрелять. На всякий случай вояки произвели по телу харачойца два-три винтовочных залпа. Зелимхан не сдвинулся с места. Лишь после этого они решились подойти к абреку, держа наготове оружие. Впереди шли Абдуллаев, Дослихов, Боршигов. В первую очередь они схватили винтовку и браунинг Зелимхана, валявшиеся рядом с ним. После этого двое перевернули труп на спину. Убедившись, что абрек мертв, убийцы издали победные крики. На русском, чеченском, аварском языках, поздравляя друг друга с победой.

Услышав эти крики, раненый Кибиров, которого двое казаков несли на руках, несмотря на сильную боль, сморщил лицо, скривил рот и еле заметно улыбнулся. Теперь он был спокоен. Если останется жив, он станет героем, если умрет от этих ран, имя его войдет в историю...

Известиям о смерти Зелимхана никто не верил. За последние два года печать не раз распространяла такие слухи. Столичные газеты «Русские ведомости», «Голос Москвы» и другие публиковали любую информацию о Зелимхане, даже не пытаясь проверить ее достоверность. Несколько раз они сообщали о смерти Зелимхана, о его побеге в Турцию. Поэтому нынешним сообщениям тоже мало кто верил. Одни, привыкшие к сплетням прессы, стали недоверчивыми, другие просто не хотели верить в смерть своего героя, своего защитника. Поэтому когда труп Зелимхана привезли в Шали и выставили на базарной площади, туда потянулись люди со всех концов Чечни.

Пришел сюда и Овхад, по какому-то делу оказавшийся в этот день в Шали.

Зелимхан лежал на старой камышовой циновке с подложенной под голову свернутой черкеской. Правая рука, полусогнутая в локте, лежала вдоль тела, левая покоилась на животе, ноги были чуть раздвинуты. Левая босая ступня лежала на боку, правая стояла пальцами вверх. На нем были бешмет из голубого сукна и синие брюки из сатина, черная каракулевая папаха лежала на земле рядом с головой. Худое лицо, впалые щеки, заострившийся нос. Небольшие залысины. Застывшие глаза. Давно не стриженные седеющие усы и борода.

По площади носился прибывший из Грозного фотограф, снимая своим аппаратом все и вся. Газеты заплатят ему за эти снимки большие деньги. Купят их и стоящие здесь люди, ведь они на всю жизнь запомнят этот день. Их дети и внуки с гордостью будут показывать фотографии отца, деда, позирующего рядом с убитым Зелимханом.

В первую очередь у трупа сфотографировались участвовавшие в убийстве абрека казаки и дагестанцы. Многие надели специально для этого лучшие, украшенные всевозможными выкройками черкески, рубашки со стоячими воротниками. Бараньи и каракулевые папахи. Браво закручивали усы.

К телу Зелимхана на опознание привели его давнего кровника Хаджи из Харачоя.
На вопрос действительно ли это Зелимхан он ответил :

" Вам-вара х1ара, ишта вала кхоам болш къанаха вара-кха х1ара". И Хаджи заплакал.
Не задолго до кончины Зелимхан был отравлен, поэтому они смогли застать его больного
на хуторе.

Зелимхан был дейсвийтельно человеком достойным, даже его кровники испытывали к нему чувство глубокого уважения.