М. В. Баснакаев. Рассказы отца о Зелимхане

Вокруг оседланные кони; Серебряные блещут брони;
На каждом лук, кинжал, колчан.
И шашка на ремнях наборных,
Два пистолета и аркан,
Ружье и в бурках, шапках черных,
К набегу стар и млад готов,
И слышен топот табунов.

М. Ю. Лермонтов.

Десятки лучших произведений А. С. Пушкин посвятил Кавказу: «Кавказский пленник», «Тазит», «Путешествие в Эрзерум во время похода 1829 года», в которых прославляет героические народы Кавказа. Много поэм и стихотворений Кавказу посвещает М. Ю. Лермонтов. Его выдающиеся поэмы: «Кавказский пленник», «Измаил Бей», «Аул Бестунджи». И, наконец, классическая поэма «Мцыри».

О Кавказе много написано великим русским писателем Л. Н. Толстым и многими другими русскими писателями. Толстой многие годы жил в Чечне, писал свои классические произведения. Бесценным даром чеченскому народу является его произведение «Кавказский пленник». Л.Н. Толстой имел много хороших и верных друзей среди чеченцев. Станица Щедринская Щелковского района и по сей день хранит память о Толстом своим музеем. Все они отдавали дань уважения мужеству, стойкости горцам. В их произведениях описываются многие героические подвиги народов Кавказа. О мужественном человеке, народном герое и защитнике обездоленных горцев - Зелимхане.

Зелимхан - разноречивая личность, но он защитник чеченской бедноты. Если он брал банки, то деньги раздавал бедноте, карал зарвавшихся чиновников.

Зелимхан был безграмотным, простым крестьянином, многого недопонимал, плохо разбирался в политических вопросах, а потому и допускал ошибки. Он не мог подняться до высоты решения политических вопросов. Он был и остался народным героем и не более. О нем написано много произведений, писатели и поэты часто возвращаются к этому героическому образу народного защитника.

Осетинский писатель Дзахо Гатуев написал о нем книгу «Зелимхан», Магомед Мамакаев также создал о нем содержательную книгу «Зелимхан». Величайший писатель нашего времени, который скончался месяц назад, Абузар Айдамиров одну книгу из трилогии «Длинные ночи» посвятил народному герою, защитнику обездоленных - Зелимхану Гушмазукаеву.

Отец мой - уроженец с. Шали, дальний потомок основателя Шали ИДАРЗИ и тейпа Эрсаной.
Отец Вахид, сын Баснаки, долгие годы дружил с Зелимханом и его семьей. Зелимхан много раз бывал у Вахида, жил, отдыхая и набираясь сил после трудов ратных.
Приходил он к отцу и со всей своей семьей, с женой и детьми.

О Зелимхане написано немало книг. Я хотел бы дополнить его историю, его жизнь маленькими штрихами из его жизни, рассказанными мне моим отцом.

Он вынужден был постоянно менять место своего пребывания. По его пятам ходили отряды по его поимке. Еще хуже, было много предателей, которые за большие деньги, обещанные царской властью, готовы были указать местопребывание Зелимхана. За ним охотились вооруженные отряды, которые днем и ночью находились в движении и поисках.

Зелимхан часто менял место пребывания из осторожности, чтобы не подвергать опасности своих друзей и покровителей, которые предоставляли ему свой очаг, последний кусок чурека. Он отличался большой скромностью, культурой и своей неприхотливостью. Его любили, уважали в народной среде.

Но он никогда не злоупотреблял гостеприимством своих друзей-спасителей.
В теплое время года Зелимхан жил в горах и лесах, много времени проводил под открытым небом. Он знал все горные и лесные тропы и быстро передвигался по ним. В горах были у него свои жилища, где он скрывался от преследования и уходил от карателей. За селом Агишты, в направлении Мехкеты, на полпути с правой стороны и по сей день виднеется пещера-жилище Зелимхана, откуда он не раз отстреливался и уходил от преследователей. После каждой встречи, уничтожив с десяток солдат, уходил целым и невредимым. Отец любил называть нам все места, где скрывался, жил его друг Зелимхан. Показывал его родовой дом в Харачое. Зелимхана спасали не только люди, но и горы, леса. Он был родным для всех чеченцев, был их гордостью, их славой, их защитником, спасителем.

Но Зелимхану не всегда было хорошо, не всегда его сопровождала удача! Нелегко было жить постоянно походной жизнью и содержать большую семью. Их не только надо было содержать, но и постоянно оберегать, так, чтобы не попали в руки царских ищеек. Все это осложняло и без того сложную жизнь Зелимхана.

Была холодная, сырая осень. Дул пронизывающий холодный ветер, кругом была грязь. Зелимхан пришел к отцу ближе к утру. Постучался рукояткой кнута в дверь, рассказывал отец. По стуку в дверь, говорил отец, я узнавал Зелимхана. Время он выбирал самое безопасное, глубокую ночь или раннее утро. Керосиновая лампа в доме была потушена, в комнате было темно. Лампу на ночь тушили. Спичек не было. Приходилось зажигать лампу угольком из печки.

Когда постучался Зелимхан, Вахид сказал ему:
- Сейчас, Зелимхан, зажгу лампу. - Отец взял лампу поднял фитиль, и, взяв щипцами уголек из печи, дул на него, пытаясь зажечь лампу. Видно все это заняло немного времени. Зелимхан, войдя в дом, держался у входа и переминался с ноги на ногу, чувствуя неловкость и скованность.

- Зелимхан, - сказал Вахид,- на улице грязь, непогода, а в комнате темно, чтобы ты уверенно чувствовал себя в этой обстановке, я задержался, пытаясь зажечь лампу, чтобы ты видел куда ступаешь и не чувствовал себя неловко.

После таких слов Зелимхан несколько ожил, зажглись, заблестели его глаза, он воспрял духом и сказал:
- Я, действительно в ту минуту, Вахид, допустил, что я людям приношу беспокойство, сомневался, думая «неужели я и в этот дом приношу нежелательные беспокойства». Я извиняюсь за минутное сомнение.

-Зелимхан, - сказал Вахид, принимая промокшие вещи от него, - ты никогда не будешь нежеланным в этом доме. Как ты мог допустить, что твой приход тяготит меня, нашу семью?

Они обнялись как обычно и стали располагаться на деревянных нарах. Мать, выйдя из другой комнаты и поприветствовав Зелимхана, убрала обувь, вещи и быстро собралась разводить огонь, для приготовления пищи.

Отец был немало огорчен, заметив, что Зелимхан после последней встречи похудал. Щеки впали, глаза ушли глубоко в орбиты, осунулось лицо, нет той живости и задора. Одежда неловко обвисала. Отцу показалось, что он несколько сутулится. Оно так и было. Тяжело стало жить в последние годы, все ближе и ближе по пятам ходят царские ищейки. Были уже разговоры, что есть уже несколько семей, которые не прочь за обещанные 25 тысяч рублей золотом выдать местонахождение Зелимхана.

-По неофициальным данным таких людей хватает среди чеченцев,- сказал Зелимхан. - Многих я знаю в лицо, потому оберегаюсь и избегаю встречи с ними. Но как, Вахид, уберечься от тех, которых не знаешь и никогда не можешь ждать такого предательства.

-Кто действует открыто, тот не опасен, Зелимхан. Опасен тот, кто крутится перед тобой, прикидывается преданным, а сам заглядывает в карманы царских сыщиков. Вот от них надо беречься, держаться подальше,- сказал Вахид.

Вахид был искренним и самым близким и преданным другом Зелимхана. Зелимхан в этом не раз убеждался. Последние две зимы семья Зелимхана находилась у Вахида. Все это время они были спокойны. Зелимхан никогда не беспокоился за них. Они были одеты, обуты и никуда со двора не выходили за всю зиму.

Сам же Зелимхан приезжал и обращался за помощью к Вахиду, когда он оставался без денег, без хорошего коня. Отец всегда держал самых хороших коней. Плохой конь никогда не переступал ворота отца. Если случайно попадется, он его отдавал за бесценок или отдавал своим родственникам для их нужд.

И в этот раз Зелимхан был один и без коня. Отец знал, что ему нужен конь. А у него в конюшне был такой конь. Черный как ворон, пяти лет, высокий, стройный, с белой меткой на лбу. Конь - просто загляденье. Отец был рад подарить этого коня самому дорогому другу. Мать подала кушать лепешку, жареное мясо, чай из душицы. Пока они ели, мать, порезав вяленого мяса, поставила кастрюлю на печку.

Зелимхан с отцом ели медленно и запивали чаем, оживленно разговаривали.

-Вахид, прослышал я, что во Владикавказ прибывает «Ц1ерпошт» - поезд с деньгами и с инженерами для строительства дорог в горах, - сказал Зелимхан.
Вахид понял Зелимхана с первого слова. А Зелимхан, делая вид, что не замечает мимику Вахида, продолжал свой рассказ.

-Многим людям, Вахид, я принес много хлопот и материальных убытков. Меня поддерживают, укрывают, рискуя собственным благополучием, принося подчас себе огромные убытки. Я говорю, Вахид, не о тебе. Я многим обязан.

-О чем ты говоришь, Зелимхан? Если кто тебе помогает, то не корысти ради, а ради оказания помощи самому достойному чеченцу, ради поддержки общего защитника народа, интересами которого, вес эти годы в любую погоду, не зная сна и отдыха, рискуя жизнью, ты занимаешься. И помогают тебе не с расчетом, что ты все восстановишь, а оттого, чтобы на этом свете ты, а на том свете Аллах отблагодарил их и воздал по заслугам, - сказал Вахид.

-Так -то оно так, но мне не хочется бездействовать, принося ущерб и опасности нашим людям, и тянуть время, переходя от одной семьи к другой. Мне хочется раньше, чем погибну или умру, отблагодарить людей, оказывающих мне дорогую и опасную услугу. Потому, Вахид, я заикнулся о «ц1ерпоште», бронированном поезде.

-Да, но учти, Зелимхан, поезда, о которых ты говоришь, усиленно охраняются. Там регулярные, специально обученные отряды, которые попусту не рискуют, а действуют со знанием дела. Они вооружены современным оружием. Их бывает много. У тебя самый большой отряд собирается до десяти человек, это не сила для схватки с регулярной, обученной воинской охраной.

-Да, Вахид, все это верно. Но мой расчет, единственно, на внезапность, - произнес Зелимхан, очередной раз запивая еду чаем. Зелимхан все глубже осмысливал свои предложения и высказываемые сомнения своего друга. Он знал, что друг его прав, прав стократ. Но Зелимхан эту операцию мысленно давно готовил и настроен был привести в исполнение. Он очень редко менял свои решения. Он их подробно и детально разрабатывал, когда его одолевали сомнения. Но эта операция была одна из самых сложных, которые ему приходилось планировать и исполнять. Многое здесь он не учитывал, да он и не могучесть, ибо весьма смутно представлял, что такое на самом деле специально оборудованный вагон под перевозку денег и других ценностей. Это не фаэтон и не дилижанс. Это поезд, у которого высокая скорость, огромные возможности для охраны.

Трое суток Зелимхан и Вахид провели вместе. Ели вкусно, отдыхали, слушали чеченский музыкальный инструмент дечиг-пондур и илли, песни чеченских певцов, прославляющих героев и героику. А на дечиг-пондуре играл и пел самый близкий друг и однотейповец Вахида, 1аби. На четвертый день Зелимхан собрался ехать. Ему не терпелось сесть на красавца коня, приготовленного ему другом.

Конь, седло, сбруя были под стать седоку. Зелимхан на коне опять преобразился, воспрял духом, отдохнув, выглядел свежим, бодрым и подвижным. Зелимхан был Зелимханом. Разве мог другой мужчина с ним сравняться. Он был красавцем, высокого роста, широкоплеч, тонкая талия, огромные, с крупными пальцами длинные руки, богатырское сложение, острый взгляд, прямой чуть с горбинкой нос, симпатичные усы, коротко пострижена борода. В нем было все прекрасно, огромный кинжал на поясе, карабин с оптическим прицелом, с которым он никогда не расставался, всегда и всюду выручал его точностью попадания в сочетании с точностью зелимхановского глаза.

Зелимхан был красивым и мужественным человеком. Отец рассказывал, что от него так и веяло духом мужества. На него можно было часами смотреть и не наглядеться. Но Зе лимхан никогда ничем не кичился и не бахвалился. Это был скромный, отзывчивый человек. Он так любил свою семью, детей. Всегда смотрел на них с сожалением за их образ жизни. У него не было ни постоянного места жительства, ни теплого очага, ни дома, ни двора, он вынужден был постоянно скитаться. Естественно, в таком положении, глядя на своих детей, Зелимхан грустно опускал голову и задумывался. В эти минуты, вспоминал отец, на него тяжело было смотреть без жалости и сочувствия.

Участь Зелимхана была не из легких и не из завидных. Он никогда не унывал и не плакался. Он был всегда бодр, весел и в глазах горел огонек, которым он готов был освещать путь всем обездоленным и обиженным, часто думал о людях, их заботах, готов был прийти им на помощь, был чутким и внимательным к людям.

В семидесятые годы прошлого века я был у дочери Зелимхана и, глядя на нее, вспоминал о рассказах отца. Сын ее, Гудаев, работал тогда управляющим «Сельхозтехники» в Ведено и не догадывался, почему я так стремился увидеть его мать, дочь Зелимхана. Чем больше я смотрел на нее, предо мной возникал образ ее отца. Она была высокого роста, стройная и красивая женщина. Вся в отца. Жаль, что я тогда перед нею не до конца открылся, ограничился рассказом, что я сын Вахида из Шали. Она тогда встала, подошла ко мне, посмотрела мне в глаза и сказала:
-Ничего отцовского, глаза, нос, лицо - все матери.

Она была права. Я похож был больше на мать, чем на отца. Она тогда вторично обняла меня и расспросила все о матери, сестрах, она помнила старшую сестру, а нас она не знала и не видела.

Я находился под впечатлением. Как будто увидел живого Зелимхана.

Мы отвлеклись от беседы Зелимхана и Вахида.

Они говорили о намерении Зелимхана напасть на почтовый поезд, который доставляет во Владикавказ деньги, ценные документы и инженеров-специалистов по строительству горных дорог.

Отец отговаривал его от такого мероприятия, а он, все- таки, поступил так, как планировал. На том самом лихом коне отец отправил его в последний путь, после которого живым больше и не увидел. Куда держит путь, Зелимхан никогда никому не говорил, да и сказав куда едет, он тут же изменял маршрут и направлялся в другую сторону. Он и подковы коню в большинстве случаев, когда шел на операцию, заставлял подбивать наоборот, и это его много раз спасало. Создавал ложный след и направлял своих преследователей в противоположную сторону, а сам уходил от них в другую сторону. Он был загадочным и непредсказуемым человеком, но никогда и ни одним словом не обманывал, не бросал пустых слов на ветер. Он не говорил то, что не может выполнить, а сказав, выполнял. Зелимхан мог не спать сутками, не отдыхать и всегда был бодр и свеж.

Так долго и без устали говорил о Зелимхане отец. Он уважал и любил его, всегда поддерживал и помогал ему, с радостью дарил лучших коней, седлал ему коня, выбирая лучшее седло, лучшую сбрую, подавал как сюрприз красивый кнут. При удобных случаях пополнял ему боеприпасы, собирал еду в дорогу и всегда смотрел ему вслед.

В этот раз Зелимхан уехал, ничего конкретно не сказав о своем решении, не ответив на предостережения отца. Разве мог знать отец, что он своего друга видит в последний раз? Разве он мог допустить, что в расцвете лет он погибнет?!

Зелимхан собрал небольшой отряд и все же сделал попытку ограбить поезд, взять деньги и заложников, но она не увенчалась успехом. Погибли несколько его товарищей, кажется, отец мне говорил, что в той операции погибли его самые близкие и верные друзья.

Зелимхан в этой схватке отделался ранением и после этого заболел. У него была болезнь, как рассказывал отец, связанная с желудком и кишечником.

Таким он попал к своему близкому другу в Цацан-Юрт и некоторое время находился там. Зелимхан, видать, был очень болен и спешил быстрее поправиться. Он был человеком скромным и, видимо, тяготился своим положением в гостях. Иначе он не мог поступить так опрометчиво, говорил мой отец. И затяжная болезнь его испугала. Так и только так объяснял он его поступок.

Отец слышал о неудачной операции Зелимхана в Осетии, но больше этого он знать не мог. Ведь тогда ни радио, ни телевидения не было, а газет и грамотных людей было ничтожно мало. А в селах и деревнях их почти не было.

Но что касается Зелимхана распространялось быстро и соответствовало действительности. Царские власти и службы на местах искажали факты, выдавая желаемое за действительное. Только по прошествии времени все становилось на свои места.

И на сей раз о Зелимхане и его походе в Осетию говорили столько и так разноречиво, что угадать правду было сложно.

Успокоила отца весть о том, что он жив и находится у своего друга в Цацан-Юрте. Отец знал его цацан-юртовского друга и успокоился на этом. Это был верный и надежный человек.

Но отца встревожила весть о том, что к нему в Цацан-Юрт приезжал посланник Борщиговых с предложением переехать к ним, что они организуют ему лечение и прекратят преследование по кровной мести. Зелимханом, говорят, когда-то был убит эгишбатоевец. В эти дни Зелимхан прислал в Шали к своему другу Вахиду вестового.

Зелимхан сообщал, что прибыл посредник от Борщиговых, который обещает лечение у хороших врачей и помирить с кровником. Зелимхан спрашивал: можно ли верить Борщиговым и ехать к ним в Шали?

Отец, хорошо знавший смысл и коварство таких обещаний, сказал посреднику:
-Передай Зелимхану, что ехать в Шали к Борщиговым нельзя. Если ему необходимо лечение, пусть едет ко мне, я приведу ему врачей.

С таким ответом отец отослал вестового из Цацан-Юрта. Он переживал за состояние своего друга, за его легковерие и притупление бдительности.

А сам переживал за состояние своего друга, запрашивая о приглашениях в Шали.
Шали был близок к правительственным учреждениям, частям и отрядам, которые рыскали по всем местам в поисках следов Зелимхана.

Кроме всего прочего, за голову Зелимхана, за указание его местонахождения объявлена была огромная сумма золотом. Находились и такие, которые не прочь были заработать такие крупные деньги.

Отправив вестового, отец не на шутку встревожился. Многие люди тогда знали, что Зелимхан близкий друг Вахида, что он часто останавливается у него, а иногда подолгу живет. Местные власти знали, что он жил у Вахида со своей семьей. Но всегда узнавали после отъезда Зелимхана.

Отец опасался навести след на друга в Цацан-Юрте. Он ограничился тем, что направил туда своего племянника с наказом, чтобы Зелимхан не уходил никуда.

На этом все затихло. Отец считал, что вопрос решен. Но внезапно все возобновилось.
Опять приехал тот же вестовой и рассказал, что Борщиговы упорно настаивают на переезде Зелимхана к ним с теми же условиями.

Отец сказал гонцу:
-Ты не задерживаясь, уезжай и предупреди Зелимхана, чтобы он до моего приезда никуда не выезжал!?

Вестовой быстро уехал. Отец помолился, оседлал коня и следом выехал в Цацан-Юрт. Отец ехал и переживал, волновался за судьбу своего друга, знал, что зовут его в Шали не просто так, это был подлог, предательство, как же этого не понимает такой умный Зелимхан? Вахид приехал в Цацан-Юрт, но ни хозяина, ни Зелимхана не застал.

Тревога охватила Вахида, когда он на месте не застал Зелимхана. Какой просчет, какой промах, какой обман и вероломство свершилось!

Вахид не находил себе места и готов был сейчас на все, чтобы исправить положение. Но решение принял сам Зелимхан. Вахид не в силах был что-либо предпринять.

Вахид не вернулся домой. У него отпало всякое желание возвращаться, он плохо соображал и поехал к своему другу Хаде в Гельдиген и там остался ночевать. В ту ночь отец и Хада не ложились спать, они до утра говорили о Зелимхане, о его ошибке с переездом в Шали.

Отец потерял всякий интерес к жизни. Только к половине второго дня он вернулся домой. Перед самым селом его осенила мысль попытаться найти Зелимхана в Шалях. Ему бы установить дом, в котором тот находится, дальше он сумеет его перевезти к себе.

А потом вспомнил, разве Борщиговы привезли его, чтобы кто-нибудь вмешивался? Нет! Все это уже пустое дело. Вахид приехал домой. У братьев спросил, что слышно о Зелимхане? Никто и ничего о нем не знал. На третий день заговорили о нем в Шалях и всей Чечне.

Зелимхана увезли прямо в лес на хутор, где у Борщигова был скот, загоны, земли. Жилье на хуторе состояло из примитивной, плетенной и обмазанной хижины, со смещенной крышей, крытой землей. Во дворе стояли суслоны кукурузной бадылки, копна сена, заготовленного для скота на зиму.

В ту ночь с хутора все ушли. Зелимхан остался один. Вернулись же за полночь с отрядом милиции и солдат в триста человек.

Зелимхан плохо спал, часто выходил. Он чувствовал что- то недоброе, неладное. Думал, обострилась болезнь, а потому частые позывы не давали уснуть. Его держала на ногах какая-то внутренняя тревога, предчувствие надвигающейся беды. Он тогда узнал, что на весь хутор остался один. В его комнате никого не было, в других хибарках тоже никого не было. Абрек карабин, пистолет держал всегда готовыми. На месте был и кинжал, перевязанный поверх ночной сорочки. Тревога усиливалась, и лай собак, обрывки разговоров, слова в которых он не мог разобрать, привели его в чувство. Он вышел во двор и уже ясно видел людей, передвигавшихся в темноте.

Внезапный хлопок и пуля чиркнула рядом. Тогда Зелимхан присел. А затем прилег, но все было тихо. Никто не давал о себе знать. Когда пауза затянулась, тот, кто сделал первый выстрел, полагая, что попал в цель, поднялся. Но не успел встать, как упал замертво, сраженный меткой пулей Зелимхана. В тот миг никто ничего не понял. За ним поднялись еще один, второй и оба легли на месте мертвыми. В них стрелял Зелимхан.

После этого была длинная, мучительная пауза. А дело приближалось к рассвету. До самого рассвета больше никто голову не поднимал. Зелимхан лежал на сырой земле в холодную осеннюю погоду в одной нижней одежде. Он подумал, что эту паузу можно использовать для того, чтобы одеться и прихватить немного патронов. Но тут начался обстрел шквальным огнем. Зелимхану не дали поднять голову. Он не мог стрелять бесцельно, у него каждая пуля на счету. У противников было много боеприпасов.

Обстрел возобновился, но быстро прекратился. Зелимхан услышал команды на русском языке. Значит, скоро враги будут подниматься. По выстрелам он ориентировался откуда основной обстрел. Он покатился в противоположную сторону за суслон. Теперь уже удобнее было наблюдать за боем.

Раз-два выстрелы прошли без ответного огня, командиры думали, значит, он убит или тяжело ранен. Попытались подняться, как тут же раздались два хлопка, и еще двое легли замертво.

Солдаты стали интенсивно обстреливать суслон, и тут, видать, задела пуля плечо Зелимхану. Но это не означало конец схватки.

Бой продолжался еще несколько часов, силы были неравные. Зелимхан прежде чем пал, сам уложил замертво еще несколько человек. А потом крикнул:
- Есть ли среди убитых наши люди? Если есть, Аллах, да простит их! А в дальнейшем прошу не поднимать голову нашим людям во избежание греха. Пусть атаки ведут русские.

Но в Зелимхана стреляли и русские, и чеченцы-предатели, польстившиеся на царские деньги. Но один против трехсот бойцов не устоял!

Отец рассказывал, что солдаты еще три часа стреляли после смерти Зелимхана, боялись подойти к нему.

Мертвого Зелимхана одели в черкеску, на голову нахлабучили папаху и все, кто желал, дотрагивался до его трупа.

В народе сохранилась эта фотография. Среди царских офицеров оказалось много смельчаков, пожелавших запечатлеть память у мертвого легендарного героя, защитника бедноты, известного абрека Кавказа Зелимхана Гушмазукаева.

Грозненская администрация, куда входил Шалинский округ, на похороны разрешила собраться только 300 человек. Услышав о смерти отважного народного заступника, проводить в последний путь своего легендарного сына пришли тысячи шалинцев и жителей других округов.

После этого мертвого Зелимхана привезли в Шали. Труп выдали шалинцам для захоронения.
В те тревожные дни осени 1913 года перестало биться мужественное сердце Зелимхана, который не один десяток лет тряс царских чиновников, представителей военной администрации Северного Кавказа, ни днем ни ночью не давая покоя бесчестным, коварным, трусливым царским приспешникам.

Он похоронен в Шалях, на кладбище, по дороге на Ведено. В ту ночь Зелимхан уложил десяток карателей.
Благодарные потомки возвели памятник известному защитнику народа.
Вечная память ему и слава!!!

Зелимхан был любимцем чеченского народа, его защитником. Тернист был многотрудный путь Зелимхана, могли быть и ошибки, но он был и остался защитником бедноты, униженных и оскорбленных, он до последнего дыхания остался верным своему народу.

пусть Аллах воздаст ему по его заслугам!!! Дала гечдойла хьуна ЗЕЛАМХА!!!

Октябрь 1982 г.